Никогда Кива не видела такого количества шелков и драгоценностей. При свете сотни ламп сверкали браслеты. Серьги, шитые серебром и жемчугом наряды - даже на туфлях искрились рубины, изумруды и бриллианты.
Рядом остановились молодой дворянин и дама. Дворянин в коротком плаще с собольей опушкой и красном камзоле с золотой вышивкой взял с подноса пирожок.
- Они превосходны - попробуйте, душенька.
- Я попробую вас, - прощебетала дама, шурша белым атласным платьем.
Он с улыбкой зажал кусочек между зубами, а она засмеялась и взяла пирожок, прижавшись губами к его губам. Кива поняла, что она для них все равно что невидима. Это было странное чувство. Дама и господин отошли, так и не взглянув на нее. Другие гости тоже проходили мимо не глядя, хотя порой брали у нее пирожки. Когда поднос опустел, Кива пробралась вдоль стены и спустилась по короткой лесенке в кухню.
Норда наполняла кубки вином.
- А когда же Серый Человек появится? - спросила Кива.
- Позже.
- Но ведь это его гости.
- Он уже там. Ты разве не заметила, как они все ручейком струятся в малый зал?
Кива заметила, но не поняла, что это значит. У двери в малый зал стоял молодой сержант Эмрин. И она решила не смотреть на него - незачем давать лишний повод к ухаживаниям.
- Большинство дворян и купцов, которые здесь собрались, хотят получить что-то от Рыцаря, - пояснила Норда - Поэтому первые три часа он сидит в Ореховой гостиной и принимает их. С ним Омри, который записывает просьбы.
- Сколько же народу обращается к нему с просьбами! Должно быть, его здесь очень любят.
Норда заливисто засмеялась:
- Дурочка. - Она взяла свой поднос и пошла к лестнице. Видя, что другие девушки тоже улыбаются, Кива смутилась. Набрав пирожков, она вернулась в зал.
Теперь там играли двадцать музыкантов, и танцоры под быстрый, живой мотив кружили по блестящему полу. Через широкие двери, открытые на террасу, в зал вливался свежий морской бриз.
Танцы продолжались целый час, и у Кивы устали руки держать поднос. Спрос на пирожки поубавился. Норда, пробравшись к ней по стенке, сказала:
- Пора идти за прохладительным.
Кива последовала за ней вниз.
- Почему ты назвала меня дурочкой? - спросила она, пока Норда разливала вино по хрустальным бокалам.
- Они не любят его. Наоборот, ненавидят.
- Но за что, если он выполняет их просьбы?
- За это самое. Ты так плохо знаешь знатных господ?
- Как видно, да.
Норда оставила ненадолго свое занятие.
- Он чужестранец, к тому же невероятно богат. Они ему завидуют, а зависть всегда порождает ненависть. Они все равно будут питать к нему злобу, что бы он ни делал. В прошлом году, когда на востоке случился неурожай, Рыцарь отправил туда двести тонн зерна для раздачи голодающим. Доброе, казалось бы, дело?
- Конечно.
- Между тем это помешало купцам и дворянам взвинтить цены на зерно и лишило их прибыли. Думаешь, они ему спасибо за это сказали? Ты скоро узнаешь, Кива, что господа - люди совсем другой породы. - Улыбка Норды угасла, взгляд сделался холодным и злым. - Гори хоть кто из них огнем, я б на него не помочилась.
- Я никого из них не знаю.
- Твое счастье. - Голос Норды смягчился. - От них таким, как мы, одно горе. Ладно, пошли обратно.
Кива вернулась в зал с напитками и принялась расхаживать среди гостей. Музыканты прервали игру, чтобы освежиться, господа весело болтали и смеялись. Серого Человека по-прежнему не было видно, зато Кива узнала одного из вельмож: Арика из Дома Килрайт. В роскошном шелковом камзоле в черную и серую полоску, с серебряным позументом, он стоял у дверей на террасу и разговаривал с той самой молодой женщиной, которая взяла пирожок изо рта своего кавалера. Они смеялись: Арик что-то шептал ей на ухо. Кива находила его красивым мужчиной - стройный, изящный, с тонкими чертами лица, - хотя нос у него, по ее мнению, был немного длинноват. Он выглядел моложе, чем ей запомнилось. В прошлом году, когда он проезжал через их деревню, у него в волосах виднелась проседь - теперь проседь исчезла, и лицо как будто разгладилось. Должно быть, покрасился, решила Кива, и раздобрел немного. Это ему идет.
Чуть позади Арика стоял чернобородый человек, высокий и плечистый, с глубоко посаженными глазами, в длинном, до пят, кафтане из густо-синего бархата, расшитого серебром. В одной руке у него был длинный посох с выгнутым серебряным наконечником, другой он держал за руку белокурого мальчика лет восьми. Кива приблизилась к ним. Чернобородый вышел из тени, и она почувствовала на себе его взгляд. Это ее ошеломило - она уже привыкла быть невидимой. Большие темные глаза уставились на нее из-под тяжелых век.
- Вина, ваша милость? - спросила она.
Он кивнул. Окладистая черная борода делала его широкое лицо еще шире. Выпустив руку мальчика, господин взял с подноса кубок с красным вином.
- Предпочитаю белое, - тихо промолвил он, улыбнулся Киве и поднял кубок. Вино тут же начало менять цвет - сначала оно стало ярко-алым, потом густо-розовым и наконец сделалось как вода. Кива захлопала глазами, а бородач с усмешкой пригубил вино и сказал:
- Превосходно.