Сидя в засаде в колючем крыжовнике и наблюдая за дверью, Кудрявцев машинально обрывал кислые жёсткие ягоды и отправлял в рот. Глупый чиновник Завьялов даже во временах года не разбирался: в альтерне конец сентября, судя по всему, тут царит вечная осень, а крыжовник — сочный и чуточку незрелый. Но разве оперативника удивишь парадоксами и нелепицами мемориума! По сравнению с границей этого искусственного мира — войдом — сентябрьские ягоды — это ерунда, дребедень!
Через час калитка скрипнула, и во дворе появился рослый подтянутый парень со смазливым высокомерным лицом. Персометр изобразил яркую белую ауру хозяина альтерны — это был омолодившийся и прихорошившийся господин Завьялов. Он не спеша по дорожке направлялся к дому, насвистывая и улыбаясь своим мыслям. Тихим щелчком пальцев Кудрявцев активировал стелс-режим и осторожно, стараясь не топать и не шуршать, тоже двинулся вслед за парнем к входной двери дома.
К счастью, Валерий Павлович не запер за собой дверь, и невидимый Евгений юркнул в прихожую. Парень зажёг свет, включил ноутбук на стеклянном журнальном столике и прошёл на кухню. Некоторое время он громыхал там, хлопал дверцей холодильника, а затем вернулся в комнату со стаканом сока. Вернулся и остолбенел. Возле журнального столика стояла и ехидно улыбалась яркая девица, а рядом с ней — нескладный парень, немного бледный от волнения.
— Ну, здравствуй, благоверный! — произнесла она с некоторым надрывом. — Проводил свежую девочку? А что ж в гости не пригласил?
— Я смотрю, ты тут тоже не скучаешь, Алечка! — ухмыльнулся Валерий, кивнув на её спутника. — Как тебе абориген молоденький?
Алечкин спутник дёрнулся, но она успокаивающе положила ему руку на плечо.
— Да уж получше тебя будет! — фыркнула девица. — Не такой закомплексованный идиот, как ты! Кем ты тут себя возомнил? Спортсменом? Юным учёным?
Обидно рассмеявшись, девушка продолжала метать стрелы в покрасневшего Валеру:
— Стыдно? То-то! Будто голый передо мной стоишь, верно, Валерик? Все твои комплексы наружу выперли! Послушала я тут про тебя, посмотрела и поняла, что в школе ты был последним лопухом. И в учёбе, и в спортзале, и девочки на тебя не обращали внимания…
— Замолчи!.. — страшным шёпотом произнёс Валерик, стискивая стакан.
— …И тогда ты решил вернуться в прошлое и стать самым-самым крутым в своём Муходранске и окрестностях. Какая сильная психологическая травма, надо же! Что бы по этому поводу дядюшка Фрейд сказал?
Голос девушки сменил ехидные интонации на гневные. Она приставила большой палец левой руки к уху, и посыпались фиолетовые искры.
— По девочкам тут ползаешь? — сказала она с ненавистью. — Бес в ребро? А в реальной жизни сам-то ты чего добился? Начальником стал? А кто тебя им сделал, напомнить?! Кем бы ты был, если бы не мой папа? До сих пор бы за копейки сидел в администрации, бумажки перебирал! Я с тебя спесь собью, родной, и здесь, и в реале!
— Замолчишь ты, нет?! — взревел оскорблённый муж и, потеряв контроль, швырнул стакан с соком в супругу.
Та легко уклонилась и, схватив со столика ноутбук, обрушила его на голову неверного благоверного. С грохотом отлетела крышка с обкусанным яблоком, а затем с таким же шумом свалился Виталик, опрокинув журнальный столик. Ошарашенный Алин спутник во все глаза смотрел на побоище. Девушка подошла к нему, ласково погладила по щеке и проговорила:
— Извини меня, Вовик, но я должна тебя обездвижить. Иначе не сработает.
Раздался щелчок. Длинная искра от руки девушки пронзила щёку Вовика, и он свалился рядом с неверным Алиным супругом.
3
Бывает, что поэты и художники оказываются прозорливее учёных и философов. Они докапываются до истины через сферу эмоций и чувств, однако не умеют анализировать и делать правильные выводы. «Нет, весь я не умру» — сказано метко и точно ещё в те времена, когда о мемориуме даже не догадывались. Великий поэт интуитивно сообразил, что личность человека, его «я» не концентрируется в конкретном физическом теле, а размазывается по окружающему миру. «Я» — это не только конкретный Вася-Саша-Коля, но и частично его дети, друзья, родные, близкие. Более того, личность человека отражается в написанных картинах, сочинённой музыке, книгах, доме, который он построил, учениках, которых он воспитал. Чем ярче человек, тем сильнее он проникает в других, «пропитывая» собой больше и больше людей. И умирает он не весь, а только его часть, связанная с физическим телом. «Остатки» личности продолжают жить в потомках, памяти, делах и шедеврах.