— Эта фраза всем известна. Она вообще не имеет смысла, да и к тому же не точна. Вы еще скажите, что в природе бывает патриотический, чисто французский, дождь, который если и льет, то только на головы немцам. Или, по-вашему, если на равнине ударит мороз, то холод пробирает только с правой стороны, где находятся немцы, а слева, там, где французы, холод совсем не чувствуется? На самом деле, все обстоит ровно наоборот: когда идет дождь, французы мокнут больше, чем немцы, а когда приходят холода, то французы мерзнут, а немцы — нет, потому что у немцев есть теплая одежда и покрывала, а у французов ничего этого нет и в помине. Скажу больше, немцы бесцеремонно выгоняют людей на улицу и ночуют в их домах, а французы, вымокнув до нитки, укладываются на ночь прямо в грязи. Попробуйте в единственной паре штанов и одной лишь гимнастерке провести несколько дней в Ла-Босе, имея вместо теплых гетр и бивачных принадлежностей лишь жалкий вещмешок, в котором хранится немного бельишка вперемешку с запасом еды и патронами, да еще походите с веревочкой на шее, на которой болтаются галеты, выданные вам на четыре дня. Пожуйте-ка вечером эти раскрошившиеся, намокшие под дождем галеты, и вы увидите, насколько милостива к вам погода. Попробуйте хотя бы раз переночевать в мокрой гимнастерке, улегшись на камень и подложив под голову за неимением лучшего свою ладонь. Тут-то вы и поймете, перестало ли небо быть милосердным к нашим противникам, и стало ли оно милосердным по отношению к нам.
Конечно, произнеся столь длинную тираду, вы тем самым выговоритесь от всей души, но ваш собеседник, призывавший сражаться до победного конца, в ответ лишь пожмет плечами и снисходительно заметит:
— Какое жалкое поколение вырастили мы за годы империи! Во Франции совсем не осталось отважных людей.
Чиновник, к которому меня отправил Омикур, был мне совершенно незнаком. Я представился и передал письмо от Омикура. Кстати, в его кабинет я заявился в полевой форме, фуражке и со шпорами на сапогах.
— Так, значит, вы собрались в Париж. Назовите ваше имя.
— Гослен д’Арондель.
— Капитан Омикур не указал ваше имя. Он лишь написал, что письмо мне передаст человек надежный и решительный, который намерен добраться до Парижа.
— Полагаю, мое имя не имеет значения. В Париж отправится человек, а не его имя.
— И этот человек — вы?
— Я постараюсь им стать.
Неприветливый чиновник задавал вопросы весьма резким тоном, но мне он понравился. В его кабинете не было даже стульев для посетителей, а все пространство было усеяно огромным количеством только что подготовленных документов. Такая обстановка красноречиво свидетельствовала о том, что в этом кабинете не болтают, а работают. В тот день ему явно не удалось поесть, и он воспользовался нашей беседой, чтобы прожевать грошовый хлебец и проглотить кусок шоколада.
— А известно ли вам, что сейчас в Париж невозможно попасть так же просто, как в Тур? Мы отправили туда множество курьеров, но только троим или четверым удалось пройти через прусские позиции, а за последние три недели ни один не смог добраться до Парижа.
— Вы пытаетесь меня напугать?
— Знаете, каковы ваши шансы? На пути от Шартра до линии блокады Парижа у вас тридцать шансов из ста быть пойманным и расстрелянным за шпионаж, а после того, как вы преодолеете кольцо блокады, вас с вероятностью сорок процентов возьмут в плен или убьют.
— Значит, остаются тридцать шансов из ста, что у меня все получится. Это немало.
— Тут вы ошибаетесь. Даже если вы прорветесь сквозь линию осады, вас с десятипроцентной вероятностью подстрелят французские передовые посты.
— Даже если ваши расчеты точны, то у меня все-таки остаются определенные шансы на успех.
— Да, это так.
— Я и не сомневаюсь. Удивляет меня лишь то, что при такой точной оценке рисков вы все-таки смогли найти желающих пробраться в Париж.
— Значит, вы отказываетесь?
— Да нет же, я жду, когда мне наконец дадут инструкции.
— Вы их получите, но только к вечеру. А сейчас я покажу вам на карте одну дорогу. Двигаясь по ней, вы точно найдете людей, которые помогут вам пройти по всему маршруту. Кстати, надеюсь, вы не собираетесь отправляться в путь в этой полевой форме. Сейчас ведь никто не рискует разъезжать по стране, поэтому советую вам нарядиться погонщиком скота. Только они и встречаются на наших дорогах. Наденьте блузу, фуражку, грубые сапоги и вооружитесь палкой. Правда, я не смогу дать вам совет относительно того, как лучше пробраться через позиции корпуса великого герцога Мекленбургского. Его части едва ли не ежедневно меняют позиции, и может получиться так, что от Тура до Шартра вы не встретите ни одного немца. Нарвавшись на патруль, выкручивайтесь, как сможете. Можно, например, сказать, что вы направляетесь в соседнюю коммуну для закупки скота.
— Мне знакома эта местность, и я легко найду, что им сказать. В свое время я жил на берегу Эра[125]
.