Сумерки империи

Мы с Омикуром оказались в составе головной группы. Наша задача заключалась в том, чтобы опрашивать всех встречных крестьян. Но крестьяне попадались редко, а деревни, через которые мы проходили, почти полностью опустели. Жители подались в леса со всеми своими домочадцами, домашним скарбом и скотиной. Для нас главное заключалось в том, чтобы не нарваться на кавалерийские патрули и не дать себя окружить. Поэтому мы продвигались крайне осторожно, вглядываясь в лесную чащу и прислушиваясь к малейшим звукам. Время от времени кто-нибудь из нас слезал с лошади, ложился на землю и, припав к ней ухом, слушал, стараясь уловить звуки погони. Когда встречался холм или пригорок, мы взбирались на него и внимательно всматривались в окутанные туманом окрестности.

Если принимать достаточные меры предосторожности, то на плоских орлеанских равнинах еще можно избежать неприятных неожиданностей, но зато в Солони[120] серьезные опасности подстерегают на каждом шагу. В этих краях повсюду разбросаны купы деревьев и сосновые рощи, а на обочинах извилистых дорог растет колючий кустарник. В таких местах легко устраиваются засады, заманить в которые не труднее, чем заманить дичь в силок. О засаде вас могут предупредить местные крестьяне, но мы, как назло, встречали их крайне редко, потому что с тех пор, как пруссаки захватили Орлеан и стали совершать вылазки в его окрестностях, полевые работы повсеместно пришлось прекратить. Крестьяне решили, что бессмысленно пахать землю, рубить на дрова деревья и заготавливать вереск, поскольку все результаты их труда безжалостно изымались пруссаками. Стоит ли рисковать и выходить работать в поле, если в любой момент могут появиться три улана и отнять ваших быков и лошадей?

Семьи, оставшиеся в своих домах, жили в постоянном напряжении, каждую минуту ожидая, что на них обрушится вражеская конница. Во многих домах даже держали наготове еду, специально приготовленную для господ прусских кавалеристов.

Однажды после долгого марша мы заночевали в большом доме местных буржуа, где нас приняли, как добрых друзей. Хозяева определили наших лошадей в конюшню, а для нас устроили шикарный ужин с бараниной и вином.

Поужинав, я пошел на конюшню и случайно подслушал разговор хозяйки дома с соседкой, после чего мне стало ясно, чем был вызван столь сердечный прием.

— Неделю назад, — говорила хозяйка, — я была у жены мясника и просила приберечь для нас баранины на тот случай, если нагрянут пруссаки. У меня есть шпик и варенье. Я знаю, они любят такую еду. Отдам им все это и скажу: "Только не трогайте нас".

Поскольку мы были не пруссаки, а всего лишь французы, хозяева не стали предлагать нам шпик и варенье. А бараниной нас угостили лишь по той причине, что она давно лежала у мясника и могла испортиться. В общем, мы съели ужин наших врагов.

Однако далеко не все местные жители были такими же "предусмотрительными", как эта хозяйка. Встречались по-настоящему отважные люди. Они не ждали у домашних очагов прихода пруссаков, а шли в лес и там в укромных уголках поджидали оккупантов. Как правило, это были охотники, браконьеры и местные стражники. Любой пруссак, подвернувшийся под руку такому храбрецу, наверняка расставался с жизнью. Этих людей невозможно было запугать плакатами, развешанными в окрестностях Орлеана, в которых немцы грозили расстрелом каждому, кого они поймают с оружием в руках.

Немало таких мстителей присоединялось к отрядам мобильной охраны и вольных стрелков, а когда наш отряд добрался до отдаленных районов Солони, к нам захотели присоединиться некоторые местные жители. Известно, что крестьян часто обвиняют в малодушии, но я убежден, что эти неконкретные расплывчатые утверждения, как правило, ни на чем не основаны. Если у крестьян имелся хоть малейший шанс получить поддержку со стороны воинских формирований, то они, не колеблясь, оказывали сопротивление оккупантам. Пруссаки это испытали на собственной шкуре и лучше нас знали, чего стоит опасаться в этих краях. Почитайте прусские газеты, выходившие в тот период. В них французов часто обвиняли в том, что они ведут "фанатичную войну", да еще клеймили позором тех, кто их "подначивал", главным образом, священников и местного архиепископа. А еще вы найдете в газетах немало историй о том, как пойманных крестьян расстреливали за то, что их штаны были заправлены в сапоги. Для баварских солдат это служило доказательством их принадлежности к вольным стрелкам. Как утверждалось в одной берлинской газете, "лишь с помощью таких драконовских мер можно покончить со столь подлой манерой ведения войны и удовлетворить мстительное чувство наших военных".