Сумерки империи

Тем временем произошли трагические события, связанные с провозглашением и разгромом Парижской коммуны, поэтому из Женевы в Париж я смог отправиться лишь в конце мая. Я разыскал квартиру господина де Сен-Нере и выполнил все, что было предусмотрено в его завещании. Но оказалось, что мой собственный дом на улице Риволи сожжен дотла. Я остался без гроша в кармане. Теперь и речи не могло идти о получении дохода и использовании его для создания школы. Отныне мне надо было самостоятельно добывать хлеб насущный. Но где и каким образом?

И все же меня не отпускала идея создания такой школы, которой я к тому же мог бы руководить. Лишь поначалу эта идея казалась мне странной, но постепенно я свыкся с ней. В самом деле, почему бы и нет? Ведь и сам я уже не тот, что был раньше. Я побывал в огне и неплохо закалился.

У меня был друг. Он жил в Гавре, где занимал высокую должность. Этот человек был известен своими либеральными взглядами, прогрессивными идеями и огромным состоянием. Я отправился в Гавр с намерением посоветоваться с ним, а, возможно, и заручиться его поддержкой. В случае успеха я мог бы даже поселиться в Гавре.

Я изложил другу свой план, и поначалу он воспринял его с откровенной насмешкой. Но через какое-то время он поставил вопрос точно так же, как и я сам: в самом деле, почему бы и нет?

— Побудь здесь, — сказал он, — посмотрим, что можно сделать. Я сделаю все, что в моих силах. Сегодня вечером я соберу у себя моих знакомых, все они умные и образованные люди. А ты пойди пока прогуляйся.

Ноги сами привели меня в Гаврский порт. Было время прилива и в порту собралось много народу. Я стоял и любовался морем. Давно я не видел моря и теперь с радостным чувством вдыхал бодрящий морской воздух. Солнце уже уходило за горизонт, волны лениво плескались у кромки мола.

Внезапно толпа заволновалась. Огромный пароход отвалил от причала и направился в обводной канал. На его палубе, разбившись на группы, стояли эмигранты, было их человек четыреста. Женщины держали детей на руках. Их черные волосы были зачесаны на манер крыльев бабочки.

Пароход величественно и ходко шел в открытое море. Когда он уже был на середине канала, с его борта раздались два пушечных выстрела, и в ответ на корабельный салют опустился флажок портового семафора.

В тот же миг на палубе грянула торжественная песнь:

Любовь к Отечеству святая,
Пошли нам в помощь месть свою,
И ты, свобода дорогая,
Храни защитников в бою…[147]

— Кто они такие? — спросил я у стоявшего рядом господина.

— Это эльзасцы и лотарингцы. У них больше нет родины.

— Да здравствует Франция! — в едином порыве кричала толпа.

Пароход вышел в открытое море и на глазах становился все меньше и меньше, пропадая за изогнутой линией горизонта. Вскоре он превратился в черную точку, четко видневшуюся на фоне пылающего заката.

Зрелище отходившего парохода до того захватило меня, что я не заметил молодую женщину, которая, как и я, стояла, облокотившись о парапет. И лишь когда оцепенение от увиденного покинуло меня, наши глаза наконец встретились.

Это была мисс Клифтон!

Она приехала в Гавр, чтобы получить багаж, отправленный из Саутгемптона, и сразу после этого отправиться в Персию, где свирепствовал страшный голод и необходимо было срочно оказать помощь местным жителям.

— Вы едете в Персию?

— Сегодня вечером я поездом выезжаю в Париж. Но, к счастью, у нас есть время, чтобы вместе пообедать.

За обедом я был не весел. Она едет в Персию! Эта мысль неотступно преследовала меня. Получается, я встретил ее, чтобы вновь потерять. Господи, дай мне смелости, чтобы заговорить о главном! Но не покажусь ли я ей смешным?

И вот настала минута расставания. Неожиданно я ощутил прилив решимости.

— Не уезжайте, мне надо кое-что вам сказать!

Я понял, что сжег корабли и пути назад уже нет.

— Почему вы решили, что кажетесь мне смешным? — спросила она, вложив свою руку в мою. — Ведь за вашу руку я боролась именно потому, что надеялась на нее опереться.

В завершение этой истории хочу рассказать об одном событии, которое я лишь сейчас предаю огласке. Случилось оно в конце осени во время скачек, когда проходили последние в этом сезоне заезды. У нас в ту пору гостил дядя моей жены. Он выразил желание побывать на скачках, и мы с Харриет решили пойти вместе с ним.

В перерыве между заездами я пошел поприветствовать своих друзей и, проходя мимо трибун, заметил сидевшую в кресле прекрасную Сюзанну, ныне графиню д’Эгелонг, бывшую когда-то моей прекрасной Сюзанной. Наши взгляды встретились. Она знаком подозвала меня к себе.

— Ах, дорогой друг, как я счастлива вас видеть! Если бы я знала, где вас найти, я обязательно известила бы вас о моем браке с графом д’Эгелонгом.

— А я полагал, что вы готовы выйти замуж только за военного, — сказал я без тени смущения.

— С военными покончено. Они сами вывели себя из игры. Теперь они на вторых ролях. Отныне будущее принадлежит политикам.

— Аграф один из них?