Сумерки мира

Время от времени Даймон останавливался, садился на что попало и долго смотрел в одну точку – совсем как наставник Фарамарз после посещения Пенат Вечных – лоб его покрывался мелкими бусинками пота, и руки начинали дрожать. Лицо Даймона в эти моменты становилось чудовищно похожим на череп Зверя в ущелье, и Сигурд старался отходить подальше и заниматься чем-то отвлекающим; а Зу ложился у ног Пустотника и со странным вниманием смотрел в каменный немигающий взгляд. Что-то видел удав, что-то чудилось ему в глубине чужих зрачков, – нечто притягательное, забытое, темное…

Сигурд ни на секунду не сомневался, что в бою удав скорее разорвется пополам, чем предаст Скользящего в сумерках, но здесь крылось иное, древнее чувство большой змеи, непонятное салару, но тем не менее вызывающее уважение…

А потом Пустотник Даймон вставал, вытирая пот, бросал в сторону Ярроу какую-нибудь малозначительную реплику, и они шли, брели, ползли дальше… Дважды Даймон перетаскивал Зу через ледники на своих плечах, и оба раза Сигурд с суеверным страхом смотрел на сухощавую фигуру, даже не горбящуюся под страшной тяжестью. А через час Пустотник неожиданно спотыкался, и салар буквально тащил его на себе – пока впереди не возникала трещина, или провал, или что-то еще, вновь возвращавшее к жизни прежнего Даймона…

Когда они перевалили на ту сторону, Сигурд стал иногда замечать за собой, что его воспоминания о прошлых годах жизни начинают тонуть в сыром промозглом тумане. Временами всплывало то нахмуренное лицо Фарамарза, то крыльцо дома в Вайнганге, то пятнистый силуэт Оркнейской лани или холм на могиле Тварьца Эхиона, – но сосредоточиться на них с каждым шагом становилось все труднее. Спускаясь вниз по юго-восточному склону Ырташа, он словно все глубже погружался в некую атмосферу забвения и безразличного спокойствия, царившую здесь. Когда он спросил об этом у Даймона, тот лишь грустно усмехнулся и сказал всего два слова:

– Пенаты Вечных…

– Тогда почему они не действуют на тебя? – спросил Сигурд.

– Ты же их потомок, а не я…

После этого разговора Даймон долго молчал, идя впереди и не оборачиваясь.

Но одно Сигурд помнил ясно – смех мертвой Калорры. Смех, холодную невидимую ладонь у себя на щеке и тело Брайана Ойглы, сползавшее по забору; и женщину, становящуюся туманом.

Эта память гнала его вперед, как слепни гонят обезумевшую лошадь.

Уже вторые сутки они спускались вниз, и жидкая растительность обещала вскоре перейти в более серьезную поросль, а там…

2

Зу охотился. Сейчас он остался единственным добытчиком, поскольку Даймона скрутил особенно сильный приступ, и Сигурд делал вид, что поглощен упаковыванием вьюка, а сам с тревогой поглядывал в сторону неподвижного Пустотника, белого, как снега Ра-Муаз.

Собственно, сами слова – СИГУРД, ДАЙМОН – не имели для ловчего удава никакого значения. Он их даже никогда не слышал по причине природной глуховатости. Зато он прекрасно ощущал любую вибрацию, и поступь салара или кашель Даймона Зу не спутал бы с шагами и сотрясением грудной клетки никого другого.

Зу мыслил образами – и даже не мыслил, а переживал, чувствовал, ощущал; и при взгляде на Пустотника в плоской голове змеи сразу вставал яркий осенний лес, сброшенная старая кожа и он сам – еще маленький змееныш – застывший перед всем великолепием тугих колец патриарха пресмыкающихся, лениво скользящего мимо…

Образ другого, Скользящего в сумерках – того, единственного, отличного от всех, – нельзя было описать известными человеку словами, но этот образ удав мог утратить лишь вместе с жизнью.

Своей собственной, долгой, но от этого не менее ценной. Ценной – и все же…

А сейчас Зу охотился. Сам он уже давно успел насытиться: местная живность, похоже, никогда не сталкивалась со змеями его породы, и здешние чешуйчатые пигмеи были даже не ядовиты – но, борясь с сонливостью набитого желудка, он понимал, что должен приволочь к месту их стоянки мясо. Другой еды Зу не представлял – разве что яйца, но где их найдешь в таком количестве…

Мясо как раз сидело перед ним, завороженно глядя в стеклянные глаза Зу, и тихо дрожало ушами. Мяса было немного, но для начала сойдет… Зу собрал и распустил свое длинное тело, обвитое вокруг корявого ствола, хвост его коснулся земли – и тут произошло непредвиденное.

Серый зверь, отдаленно напоминавший мелкорослых собак Вайнганги, выскочил на поляну, часто дыша и поводя боками; потом взгляд его равнодушно скользнул по удаву, слившемуся со стволом, упал на парализованное трясущееся мясо…

Первые секунды Зу просто не мог оправиться от потрясения, а наглый зверь уже успел приступить к трапезе и даже сожрать изрядную толику чужой добычи. Потом удав приоткрыл пасть, узкий язычок мелькнул между мощными челюстями – если бы Зу умел улыбаться, можно было бы сказать, что он улыбнулся, – и события стали развиваться со стремительностью… да, именно, со стремительностью, атакующей змеи.