Сумерки мира

Варк почему-то избегал смотреть в сторону шиповника, где застыли Сигурд и Солли; но его взгляд, направленный на человека в тунике, был пристальным и оценивающим.

– Ты мне нравишься, человек. – Варк сделал шаг и снова остановился. – Ты достоин того, чтобы тебе открыли Дверь… Сегодня. Сейчас. Немедленно…

Бродяга выпрямился и выставил вперед руку с коротким, в локоть длиной, и очень широким лезвием, по краю которого шла тусклая гравировка. В левой он сжимал другой такой же нож – или что там у него было? – но держал его вдоль предплечья, так что клинок был скрыт и плохо различим.

– Хорошее оружие, – с видом знатока заявил варк, приближаясь. – Руби, парень… руби, не стесняйся…

Он прыгнул вперед, и бродяга выбросил перед собой правую руку. Острие вошло в живот варка, но тот не обратил на него ни малейшего внимания, словно нож разрезал ночной туман, а не живую плоть. Собственно, эта плоть и не была живой…

Ладони Бледного Господина легли на лицо бродяги, запрокидывая тому голову, и тогда лезвие второго ножа отразило свет молодого ущербного месяца, робко вышедшего на небо. Лезвие было необычно серым и блестящим, и серебристые блики заиграли на нем, когда нож вошел в тело варка.

Варк кричал. Он кричал, как кричит смертельно раненный человек, он выл, всхлипывал, он корчился на земле, а тело его горело призрачным, желтым огнем без дыма; и через минуту лишь обугленный труп лежал на поляне, лежал и казался одной из теней надвинувшейся ночи.

Солли первым выбрался из шиповника. Стая, повизгивая, ползла к нему на брюхе; самой последней ползла жалобно поскуливавшая Вайл, но Изменчивый даже не посмотрел в их сторону.

Он смотрел на бродягу. Сигурд встал рядом с Солли и открыл рот, собираясь выпалить все накопившееся за время сидения в колючках, но тут кусты снова раздвинулись, и на прогалину буквально выпал шатающийся Даймон.

– Мальчики! – радостно прохрипел он, увидя Изменчивого и салара. – Все, мальчики, все… все в порядке… Справился! Сам справился!… Значит, могу еще… Шалишь, тварь, не выйдешь… Пошли домой, мальчики, дома хорошо… дома бесы сидят… дома…

Бродяга неожиданно пригнулся и пошел мягким, звериным шагом по кругу, держа Пустотника в центре. Сигурд собрался было вмешаться, но его остановил взгляд Пустотника, прикованный к идущему человеку.

Сияющий, счастливый, безумно усталый и одновременно торжествующий взгляд…

…А потом они обнимались, хлопая друг друга по спинам и плечам, бормоча нечленораздельные фразы и целуясь по-мужски невпопад; а Солли и Сигурд стояли, переглядываясь, и чувствовали себя полными идиотами.

Наконец Даймон успокоился и вспомнил о них.

– Знакомьтесь, мальчики, – Пустотник указал на бродягу, укладывавшего свои странные ножи обратно в тюк. – Марцелл. Бес. Видимо, тоже последний…

Парень по имени Марцелл повернулся к Сигурду и одобрительно оттопырил большой палец.

– Хороший удар, – сообщил он, кивая на меч Сигурда. – Просто отличный удар. Мне очень понравилось…

– Я промахнулся, – уныло буркнул Ярроу. – И нечего издеваться.

– Почему – издеваться?! – удивился тот, кого звали Марцеллом. – И ничего не промахнулся! Ты меня убил. То есть как бы убил… понарошку… Считай, что мне опять повезло…

– А это… – хмуро заявил Солли, выдергивая очередную колючку. – Я имел в виду – в шиповник-то зачем?! Тоже понарошку?!

– Нет, – серьезно ответил Марцелл. – Шиповник – всерьез. Эти гады его почему-то терпеть не могут. Третьего дня заметил…

* * *

…Даймон и Марцелл, про которого Пустотник сказал, что тот – бес, шли впереди и шумно предавались воспоминаниям.

Солли и Сигурд уныло тащились за ними, и пережитое тяжким грузом лежало на их плечах. Солли очень расстраивался из-за бунта стаи. Он прекрасно помнил, как сам растворялся во властном потоке Зова; он не винил волков, плетущихся следом и ждущих неизбежного наказания от оскорбленного вожака, но былая ненависть в горящем взгляде Вайл преследовала Изменчивого по пятам. Зов зовом, но ведь это сидит в каждом из нас и в любую секунду готово выплеснуться наружу, неукротимым потоком захлестывая кричащее сознание… Варк лишь помог, подтолкнул спящего Зверя… Давно ли он сам бросался на Ярроу, плача злыми слезами бессилия? Кажется, вечность прошла… и действительно – прошла…

Сигурд поначалу пытался прислушиваться к разговору Даймона с новоявленным бесом – это, значит, с Отцом, что ли?! – но разобрать ничего не смог и бросил это бессмысленное занятие. Он шел, незряче глядя перед собой, и вновь и вновь прорывался сквозь кусты, взмахивал мечом, летел в шиповник; и смеялся надменный Бледный Господин, впуская в себя бесполезный клинок, и горел от второго удара, удара этого молодого, веселого парня, совершенно обычного, земного, своего…

Своего?!

Марцелл неожиданно замолчал и повернулся к Сигурду, внимательно глядя ему в лицо, – только не в глаза, а рядом и чуть мимо. Тяжелый взгляд, но не такой как у Даймона, а такой, какой был у наставника Фарамарза во время учебных боев…