Сумерки невежества. Технология лжи, или 75 очерков о современной фальсификации истории Украины

Гораздо сдержаннее высказывается Таирова-Яковлева и о так называемой «Батуринской резне». Речь уже не идет об уничтожении «всего гражданского населения», «всех женщин и детей», «15 тысяч украинцев»[4]. Вместо этого отмечается, что «погибло множество защитников и жителей города» (с. 357). С такой формулировкой отчасти можно согласиться. К сожалению, подобных примеров сравнительно немного. Они просто теряются в общей массе ошибок, легковесных суждений, откровенно неправдоподобных домыслов. Невежество сочинительницы обнаруживается сразу, с первых же страниц новой «монографии», уже во введении, претенциозно озаглавленном «Отказываясь от мифологии».

Достигнуть задекларированной цели (то есть отказаться от мифологии) у автора не получается по причине слабого знакомства с эпохой, о которой взялась рассказывать. Темой повествования она не владеет, а потому не умеет отличить мифы от правды. Ляпы в книге следуют буквально один за другим. Утверждается, например, что «Мазепа не был «пажом» польского короля», а «был отправлен ко двору Яна Казимира в качестве «покоевого» (дворянская должность)» (с. 10). Где же здесь миф? Паж — та же дворянская должность. В научной литературе слова «паж» и «покоевый» часто употребляются как синонимы[5]. Проблема, вероятно, в том, что не все профессора Санкт-Петербургского университета с такой литературой знакомы.

На эту же проблему указывают тезисы, следующие непосредственно за процитированными: «Нет ни одного источника, кроме литературного произведения (так называемого «памятника») А. Пасека, лично ненавидевшего Мазепу, подтверждающего рассказ о романе Мазепы c Фальбовской и о «коне». Об этом унизительном для Мазепы эпизоде не упоминает ни один из его врагов-современников — ни запорожцы, ни В. Кочубей, ни С. Величко. Кроме того, этот эпизод не вписывается в хронологию известных о Мазепе фактов, относящихся к 60-м годам ХVII века» (с. 10).

Однако «Памятные записки» Яна Пасека (у Таировой-Яковлевой приведен неправильный его инициал, но это, наверное, опечатка) — не художественное произведение, как следует из контекста, а серьезный исторический источник. Запорожцы могли жаловаться на какие-то распоряжения гетманской власти. Кочубей писал об измене царю. При чем тут амурные похождения Мазепы в юности? Казацкий летописец Величко вообще не сообщает никаких подробностей о службе будущего гетмана при королевском дворе. К тому же перечисленные Татьяной Геннадьевной «свидетели» могли не знать о случившемся когда-то давно в Польше. Не думаю, что сам «герой» скандала сильно распространялся на сей счет.

Зато знали об этой истории и писали о ней, помимо Пасека, такие современники Мазепы, как польский мемуарист Эразм Отвиновский, французский посол в Речи Посполитой маркиз де Бонак, словацкий путешественник Даниэль Крман[6]. О двух первых автор «монографии» не упоминает (может, не подозревает об их существовании?), а на «Дорожный дневник» Крмана ссылается много раз. Достойно удивления, что описания интересующего ее эпизода[7] сочинительница не приметила. Разве что указанный источник она просматривала слишком уж поверхностно (если вообще просматривала, а не заимствовала цитаты у других авторов). И еще: вопреки утверждению «ученой» дамы, столь не нравящееся ей происшествие вполне вписывается в «хронологию известных фактов». В этот раз Татьяна Геннадьевна не вдается в объяснения, но из предыдущей «монографии» ясно: сообщение Пасека она относит к 1662 году и увлеченно «опровергает» ссылками на пребывание Мазепы при дворе короля в начале 1663 года. Между тем Пасек указывает четко: скандал случился «на другой год» после 1662-го, то есть в 1663 году[8]. Остается предположить, что и этот источник Таирова-Яковлева изучала не очень внимательно.

«Мазепа верно служил Дорошенко, пока не попал в плен к запорожцам в 1674 году», — читаем в разбираемой книге, автор которой уверяет: на службу к Самойловичу Мазепа пошел лишь после того, как Дорошенко «уже отказался от булавы» (с. 6). «Исключительная верность и последовательность!» — умиляется по сему поводу сочинительница. И тут же добавляет: «Только если смотреть на факты через черные очки, можно это оспаривать» (там же).

Трудно сказать, через какие очки смотрит на прошлое слагательница оды верности, но факт остается фактом: попав в плен, Мазепа выдал все, что знал о Дорошенко, а взятый на службу Самойловичем, участвовал в 1676 году в походе против своего бывшего гетмана. В результате этого похода окруженный русскими войсками Дорошенко и был вынужден отказаться от булавы.

Наверное, нельзя здесь судить Мазепу слишком уж строго: он просто испугался и спасал себя. Но и приходить в восторг от его «верности и последовательности» оснований, кажется, нет.