Сумерки невежества. Технология лжи, или 75 очерков о современной фальсификации истории Украины

«Мазепа не изменял В.В. Голицыну, так как приносил присягу не фавориту, а царям Петру и Иоанну» (с. 10), — следуют новые рассуждения о верности. «Ученая» дама защищает своего героя от упреков историков. Хотя должно быть понятно: речь идет не о государственном преступлении (нарушении присяги), а о личной неблагодарности гетмана по отношению к человеку, благодеяниями которого пользовался и благодаря которому получил булаву.

«На протяжении многих лет Петр отказывался покровительствовать Палию… приказал Мазепе его арестовать и сослать в Сибирь. Роль гетмана в этом случае весьма пассивна», — утверждает Таирова-Яковлева (с. 9). И она же это утверждение впоследствии опровергнет, сообщив, что Мазепа настойчиво слал в Москву доносы на полковника, а затем арестовал его, «не дожидаясь распоряжений царя» (с. 174). Случаи противоречия «ученой» дамы себе самой будут встречаться в книге регулярно.

«Мазепа не соблазнял Мотри Кочубей. Их переписка свидетельствует об исключительно платоническом характере романа» (с. 10). Но о платоническом характере романа «свидетельствует» только сам Мазепа в письме, специально предназначенном (как можно предположить) для глаз отца девушки. Супруги Кочубей говорили об обратном: гетман совратил их дочь. Кому верить? Об истине можно догадываться, но не заявлять что-либо категорически.

«В ХVII–XIX веках брак пожилого состоятельного человека с юной девушкой был распространенным явлением… Во времена Мазепы 80-летний значный товарищ П. Забела женился на молодой вдове и имел от нее двоих детей» (с. 10).

Ну, во-первых, доживший (если в родословной правильно показана дата рождения) до 109-летнего возраста и заводивший детей после 80 лет Петр Забела — случай скорее редкий, чем распространенный. Во-вторых, сватался старик все же к сорокалетней вдове, а не к шестнадцатилетней девушке (да еще и своей крестной дочери). Проводить аналогии тут неправомерно.

«Так как Мотря была крестницей Мазепы, он намеревался просить у киевского митрополита разрешения на этот брак и, учитывая заслуги гетмана перед церковью, наверняка бы его получил», — считает сочинительница. А вот Мазепа совсем не был уверен в положительном решении церкви, что доказывают его неоднократно публиковавшиеся (в том числе — Татьяной Геннадьевной) письма[9].

«Совершенно неясно, почему сватовство 65-летнего вдовца — Мазепы рассматривается некоторыми как «блуд», а женитьба старого генерала на Татьяне Лариной — как идеал любви и верности» (с. 10).

Незнакомство Таировой-Яковлевой со знаменитым произведением Александра Пушкина отмечал в рецензии на первую ее «монографию» о Мазепе доктор исторических наук С.Н. Полторак[10]. К этому мнению можно присоединиться. Пушкинскую Татьяну всегда превозносили как идеал верности мужу, но не любви (любила-то она Онегина). Недостаточно высокий уровень образованности «ученой» дамы (иначе незнание «Евгения Онегина» расценить невозможно) обнаруживается здесь явственно, несмотря на все ее ученые степени и звания.

А подтверждается сей уровень репликой автора книги по поводу имевшей когда-то место в Южной Африке театральной постановки пьесы о гетмане: «Нам трудно представить себе Мазепу в исполнении коренного жителя Африканского континента» (с. 8). Представлять чернокожего актера в указанной роли нет необходимости. Почти до конца прошлого века Южно-Африканская Республика являлась высокоразвитым государством белых, о чем известно очень многим людям и без высшего образования. (Люди с высшим образованием об этом, наверное, знают все, ну, кроме одного профессора Санкт-Петербургского университета.)

Теперь об историографическом обзоре, включенном во введение. Такие обзоры, краткий рассказ о работах тех, кто писал на соответствующую тему ранее, являются неотъемлемой принадлежностью научных (или претендующих на научность) трудов. У Татьяны Геннадьевны обзор не получился. И не мудрено: прежде чем говорить о работах «предшественников», желательно эти работы хотя бы прочесть, что она делала далеко не всегда.

Например, Таирова-Яковлева уверена, что «для выдающегося русского поэта, демократа и декабриста К.Ф. Рылеева Мазепа был идеалом борца за свободу и независимость» (с. 8). Она упоминает поэму «Войнаровский», с которой явно незнакома. Борцом за свободу Рылеев изобразил гетманского племянника Андрея Войнаровского. О дяде же его устами своего героя высказывается не совсем лестно: