«Русская армия имела 850 снарядов на каждое орудие, в то время как в западных армиях приходилось от 2000 до 3000 снарядов. Вся русская армия имела 60 батарей тяжелой артиллерии, а германская - 381 батарею. В июле 1914 г. всего лишь один пулемет… приходился на более чем тысячу солдат. (Только после грандиозных поражений в июле 1915 г. генеральный штаб России заказал 100 тысяч автоматических ружей и 30 тысяч новых пулеметов). В течение первых пяти месяцев войны военная промышленность России производила в среднем 165 пулеметов в месяц (пик производства был достигнут в декабре 1916 г. - 1200 пулеметов в месяц). Русские заводы производили лишь треть автоматического оружия, запрашиваемого армией, а остальное закупалось во Франции, Британии и Соединенных Штатах; западные источники предоставили России 32 тысячи пулеметов. К сожалению, почти каждый тип пулемета имел свой собственный калибр патрона, что осложняло снабжение войск. То же можно сказать о более чем десяти типах винтовок (японские «арисака», американские «винчестеры», английские «ли-энфилд», французские «грас-кро-тачек», старые русские «берданы» использовали разные патроны). Более миллиарда патронов было завезено от союзников. Еще хуже было положение с артиллерией: более тридцати семи миллионов снарядов - два из каждых трех использованных - были завезены из Японии, Соединенных Штатов, Англии и Франции. Чтобы достичь русской пушки, каждый снаряд в среднем проделывал путь в шесть с половиной тысяч километров, а каждый патрон - в четыре тысячи километров. Недостаточная сеть железных дорог делала снабжение исключительно сложным, и к 1916 г. напряжение стало весьма ощутимым» [153].
После чудовищных поражений 1915 года Россия выражала готовность мобилизовать дополнительно сотни тысяч солдат. Но вооружить их было нечем. Сменивший Сухомлинова на посту военного министра генерал Поливанов записал в дневнике: «Винтовки сейчас дороже золота». Надежда была на Запад, у которого Россия размещала военные заказы, пуская на эти нужды полученные у Запада же кредиты. «Уже в первую неделю войны Россия позаимствовала у Британии миллион фунтов на военные закупки. Через год этот долг достиг 50 млн. фунтов. И англичанам ничего не оставалось, как пообещать еще 100 млн. фунтов стерлингов" [154].
Россия обеспечила работой английская военную промышленность, военную промышленность США, всерьез обсуждался вопрос мобилизации японской (!) военной промышленности, для обеспечения российской армии оружием и боеприпасами.
***
Россия вступила в Великую войну далеко не на пике своей формы. Наиболее разумной политикой царских властей было бы максимальное оттягивание войны на дипломатическом фронте – вплоть до окончания перевооружения армии. Однако обстоятельства складывались не в пользу России. Неверно оценивало потенциал правительство. А главное – достигли готовности западные партнеры и противники России. Для них промедление с началом военных действий выглядело бессмысленными.
Начав «гонку вооружений» с 1911 года, Германия к 1914-му обладала гораздо более высокой степенью военной готовности, чем Россия и даже Франция. Германская военная промышленность превосходила французскую и русскую вместе взятые, и не уступала по своему потенциалу военной промышленности всей Антанты, включая Англию [155].
На море к 1914 году Германия еще не успела догнать Англию, но прилагала к этому серьезные усилия. Потеря превосходства на море грозила целостности Британской империи, мириться с подобным положением дел было для нее немыслимо. Но и поддерживать превосходство становилось год от года все труднее.
«Ни разу в течение трех последних лет мы не были так хорошо подготовлены (к войне – ДЛ)», - писал в начале 1914 года Черчилль, занимавший пост первого лорда адмиралтейства [156].
Свои расчеты были у Германии. «В основном, - писал статс-секретарь ведомства иностранных дел Ягов, - Россия сейчас к войне не готова. Франция и Англия также не захотят сейчас войны. Через несколько лет, по всем компетентным предположениям, Россия уже будет боеспособна. Тогда она задавит нас количеством своих солдат» [157].
Момент начала войны прагматичные Лондон и Берлин выбирали, исходя из оценки своих возможностей. К 1914 году требовался лишь повод, чтобы начать общеевропейскую бойню. И вскоре он представился – сербская тайная организация осуществила 28 июня 1914 года покушение на наследника австрийского престола эрцгерцога Франца-Фердинанда.
Последовавшая за этим покушением тонкая дипломатическая игра по праву может считаться образцом большой международной политики. Австрийский генштаб требовал войны с Сербией. Осторожное внешнеполитическое ведомство предпочло обратиться за советом к союзнику – Германии. Австро-Венгрию и Германию связывал неравноценный союз – мировой экономический лидер Германия и трещащая по швам слабая Австро-Венгрия составляли ядро Тройственного союза, главную скрипку в котором играли, естественно, немцы.