Сумерки в полдень

Фокс посоветовал Макхэю быть особенно осторожным: он прослышал, что мослевцы замышляют какую-то акцию лично против него, — и, пожелав хозяйке и хозяину спокойной ночи, ушел. Стали прощаться Горемыкин и Антон.

— Может, пойдешь с ними? — сказала хозяйка Пегги. — До Кингкросс вместе, а там совсем недалеко.

— Проводим и до дому, — пообещал Горемыкин. — Пойдемте…

Пегги отрицательно покачала головой.

— Я помогу Марте…

Глава четвертая

Воскресенье выдалось на редкость погожим, солнечным, теплым, словно отступившее было лето снова вернулось. Кенсингтонский парк, где Антон договорился встретиться с Хэмпсоном, позвонившим ему утром по телефону, был свеж, чист и праздничен. Над просторными лужайками висел молочно-белый туман. И казалось, что деревья утопают в сверкающем на солнце нежно-розовом облаке. Только недавно вырытые траншеи чернели страшными ранами, удивляя и пугая прохожих.

Прямо от переулка, в котором находился отель, через весь парк шла широкая и прямая асфальтированная дорожка, которая связывала две шумные улицы, соседствующие с парком. Слева от парка пролегала теперь уже хорошо известная Антону «частная улица» с дворцами знати и зданиями посольств. За дальними купами позолоченных осенью кленов Кенсингтонский парк переходил в Гайд-парк. Днем и вечером в этом соединенном большом парке отдыхал и развлекался лондонский трудовой люд, лишенный возможности выехать на лоно природы, за город. В утренние часы в парке наслаждались аристократы, верные своим привычкам, невзирая на события. По большому кругу рыхлой, изрытой конскими копытами земли гарцевали наездники и наездницы в высоких сапогах с отогнутыми вниз голенищами, в бриджах, обтягивающих ноли, в спортивных пиджаках и цилиндрах, предписанных обычаями «высшего света»: лишь аристократы-богачи могли позволить себе роскошь содержать в большом городе конюшни, конюхов и грумов. На лужайках седовласые слуги в старомодных одеждах и современных резиновых сапогах прогуливали породистых собак.

Поджидая Хэмпсона, Антон неторопливо шагал по дорожке. Он еще издали заметил, что с другой стороны парка навстречу ему движется женщина. Ее освещенная солнцем хрупкая и стройная фигура, легкая походка были столь знакомы, что Антон невольно ускорил шаг. Женщина шла не спеша, играя свернутым зонтиком и посматривая по сторонам. Антон узнал Елену и бросился к ней. Она же, увидев его, остановилась, улыбаясь, поправила рукой в перчатке выбившиеся из-под шляпки волосы.

— Я знал, конечно, что встречу вас в Лондоне, — обрадованно проговорил Антон, — но не думал, что сейчас и здесь.

— А я надеялась, — отозвалась она, ласково улыбаясь, — что встречу вас именно сегодня и, может быть, здесь. Когда я вступила на эту дорожку там, — она кивнула на ворота в ограде парка, — я даже представила себе, что с другой стороны идете вы. Видите, я оказалась более проницательной.

Антон засмеялся, смущенный ее неожиданным признанием.

— Иногда мне очень хотелось, чтобы вы были рядом, как в Берлине, — признался он.

В ее глазах появился лукавый блеск.

— Только иногда?

— Ну, больше, чем иногда, — ответил он в тон ей.

— Это хорошо, — одобрила Елена, вздохнув. — Дорожные знакомства быстро забываются.

— Вас не забудешь, — сказал Антон серьезно. — Встретил Хэмпсона, и его первый вопрос был о вас: где вы, когда будете в Лондоне?

— Он разве здесь?

— Здесь. Звонил час назад и обещал приехать сюда, в парк.

— Неужели? — удивилась Елена. — Зачем?

— Не знаю, хочет встретиться, поговорить…

Елена промолчала, и Антон, желая переменить тему разговора, спросил:

— Вы живете неподалеку отсюда? — Он повернулся в сторону, откуда пришла Елена. Над деревьями парка поднимались высокие дома.

— Да, — коротко ответила она. — И представьте себе, улица, на которой Виталий Савельевич нашел квартиру, называется Московской. Я даже возликовала: хоть название родное.

— А почему вы одна? Где Виталий Савельевич?

— Разве вы не знаете? — ответила она вопросом. — Вчера он опять улетел в Женеву. Рассчитывал пробыть подольше в Лондоне, но произошло какое-то недоразумение с англичанами, и ему пришлось срочно вернуться в Женеву и доложить обо всем наркому.

— И когда же он вернется?

— Этого он не сказал, — с сожалением сообщила Елена. — Ведь наши пока остаются в Женеве, и ему, наверно, придется быть с ними.

— Кто наши? — спросил Антон и легонько тронул Елену под локоть, молча приглашая продолжать прогулку.

— Да все, — коротко ответила она и, точно вспоминая вслух, начала перечислять: — Сам нарком, конечно. Потом полпреды — из Лондона, Парижа, Берлина, Рима. Потом этот Курнацкий, Антонина Михайловна, Щавелев и мой дядя — Георгий Матвеевич.

— Вы забыли еще одного человека, — напомнил Антон, пытливо всматриваясь в лицо спутницы, — Володю Пятова.

— Не забыла, — сухо отозвалась Елена. — Он вернулся в Берлин через день после нашего приезда в Женеву.

— Почему?

— Откуда я знаю? — отрезала она, сразу похоронив намерение Антона спросить о странностях отношений между ней и Пятовым. — В те дела, которыми вы все занимаетесь, посторонним заглядывать не позволяют, особенно женщинам.