Сумерки в полдень

— А что вы скажете об Антонине Михайловне? — возразил Антон. — Она ведь тоже дипломат, и даже очень видный.

— Антонина Михайловна, — перебила его Елена, — исключение. Единственное и необыкновенное.

— Вы встретились с ней?

— Да. Очень милая женщина! — почти восторженно проговорила Елена. — Очень! Каждый раз, когда мы встречались утром в ресторане отеля или вечером в его коридорах — днем все были заняты во дворце Лиги наций, — она непременно останавливалась и спрашивала Виталия Савельевича о самочувствии, меня — о Женеве. Она увидела впервые Женеву в молодые годы, была очарована ее яркостью, живописностью, жизнелюбием жителей. Вспомнив свое прошлое, вздохнула и, улыбаясь, заметила, что хорошо смотреть на город глазами свободного человека, а не эмигранта, вынужденного скрываться и искать убежища. Накануне отъезда из Женевы мы за ужином оказались за одним столиком, разговорились, и Антонина Михайловна, будто угадывая мои мысли, сказала: «Вы не можете ограничить себя ролью жены дипломата. Будьте активнее, любознательнее и обязательно старайтесь делать то, что окажется по силам. Вы молоды, образованны, знаете язык, и было бы просто грешно тратить эти богатства только на то, чтобы быть, как говорит Щавелев, хорошей женой и помощницей мужа». — «Антонина Михайловна! — воскликнул Виталий Савельевич. — На что вы подбиваете мою жену?» Она засмеялась: «Я всегда была сторонницей полной эмансипации женщин и их равных с мужчинами прав во всем. Во всем!»

Елена, волнуясь, ускорила шаг и заговорила громче, рассказывая о напутствии, которое дала ей Антонина Михайловна, прощаясь с ней в тот вечер: «Без женщины не может быть семьи, но семья не может быть единственным содержанием ее жизни».

— Удивительный человек — нарком, — проговорила Елена, вспоминая. — Удивительный!..

Она стала рассказывать, как он поразил ее своей простотой, обходительностью и совершенно неистощимым оптимизмом. Дела во дворце Лиги наций, как рассказывал ей Виталий Савельевич, шли плохо, наши попытки заставить этот «международный форум» сделать хоть что-нибудь в пользу мира неизменно встречали хитрое, упрямое и порою даже издевательское сопротивление. Все же нарком, встречаясь со своими советниками, помощниками, экспертами — все жили в одном отеле, — никогда не терял бодрости духа и, сверкая очками, вышучивал Курнацкого, предлагавшего «разоблачить эту говорильню перед всем миром, хлопнуть дверью и уехать домой».

Антону показалось, что Елене, которая иронизировала над Курнацким, не понравился начальник Игоря Ватуева, и он сказал ей об этом.

— Нет, почему же? — живо возразила она, посмотрев на Антона и скривив в улыбке красивые губы. — Он симпатичный мужчина, разговорчивый, остроумный, умеет ухаживать, и вообще с ним приятно проводить время.

— И это случалось?

— Представьте себе, да, — с усмешкой подтвердила Елена. — Провела целый вечер.

И она рассказала о том, как познакомилась с Курнацким, заставшим ее в коридоре гостиницы, когда она разговаривала с Игорем Ватуевым. Окинув Елену оценивающим взглядом, Курнацкий сказал своему помощнику, словно те были вдвоем: «А ты и в Женеве сумел найти красивую девушку». Тогда Ватуев представил ему Елену.

В тот же вечер Грач, вернувшись из дворца Лиги, сказал Елене, что они приглашены Курнацким в ресторан и что им, разумеется, придется поехать. Елена надела черное платье, которое ей было к лицу, и Курнацкий отметил это. Он танцевал с ней, сыпал комплименты и несколько раз со вздохом заметил, что «если бы ему сбросить лет двадцать, он показал бы некоторым молокососам, как надо ценить молодых и красивых женщин, да еще с таким живым умом».

— Конечно, он был немножко смешон, — с улыбкой закончила Елена рассказ, — но все же очень, очень мил.

Антон посмотрел на спутницу сбоку, не понимая, то ли Елена действительно очарована Курнацким, то ли подсмеивается над ним. Они повернули к озерку, блестевшему почти рядом, и сели на скамью в беседке, доски которой совсем почернели от времени и непогоды. Мальчишки пускали на воду парусные лодочки, и те, гонимые легким ветерком, скользили к другому берегу, вызывая восторженные визги детей.

— В Берлине ходили слухи, что звезда Курнацкого поднимается, — иронически заметил Антон. — Его расположением стоит дорожить.

— Да? — сухо произнесла Елена. — Вот и дорожите на здоровье.

— У меня нет шансов завоевать его расположение, — сказал Антон. — Он уже создал обо мне свое мнение, и оно не в мою пользу.

— Игорь рассказывал мне, что вы со своим приятелем Зубовым сочинили что-то такое несуразное… — начала Елена, но Антон перебил ее:

— Ничего мы не сочиняли. Мы узнали кое-что…

— Ах, да! — вспомнила она. — Вас кто-то обманул, а вы выдали это за чистую монету.

— И вовсе никто нас не обманывал, — недовольно опроверг Антон. — Все, что мы узнали тогда в Берхтесгадене, целиком подтвердилось.

— А Игорь говорит, что главное оказалось вздором.

— Главное? Вздором?

Антон сердито посмотрел на соседку, она, перестав улыбаться, отодвинулась.