Сумерки в полдень

— Ближе к ста тридцати тысячам, — ответил Хартер устало. Кашель утомил его, в глазах еще блестели слезы. — Друзья и единомышленники.

— Единомышленники? В чем?

— В самом главном, — ответил Тоффат. — Сейчас — в самом главном.

И он охотно рассказал, что металлисты поддержали горняков, предложивших теснее сблизиться в это трудное время с советскими рабочими. И не только поддержали, но и помогли привлечь на их сторону электриков, машиностроителей, пожарников и еще кое-кого. Правда, при голосовании в Генеральном совете Британского конгресса тред-юнионов они оказались в меньшинстве. Возмущенный и раздраженный Хартер покинул заседание генсовета, крикнув в лицо тем, кто отклонил его предложение: «Вы лицемеры! Хотите, чтобы в предстоящей войне английская кровь пролилась вместе с русской, а сами боитесь сесть за один стол с русскими рабочими, избегаете говорить с ними о совместных действиях. Чем вы отличаетесь от правительства, которое так изобретательно мешает союзу нашей страны с Россией? Ничем! Вы такие же…» Кашель помешал ему кончить, и Хартер ушел, хлопнув дверью.

— И о чем же вы собираетесь толковать с вашими друзьями-металлистами? — спросил Антон.

— О совместных действиях, когда западные демократии предадут Чехословакию окончательно.

— А вы думаете, что они все-таки предадут ее?

— Без-ус-лов-но! — с прежней категоричностью повторил Хартер. — Тот, кто сказал «а» и «б», не остановится перед тем, чтобы сказать «в». Предложив Гитлеру часть Чехословакии, наше правительство не пойдет на войну с ним из-за того, что тот пожелал немного больше или немного раньше, чем хотелось мистеру Чемберлену. Воевать из-за этого было бы «преступным и смешным», как выразилась сегодня «Таймс».

Хартер, раздражаясь, опять начал волноваться и потирал широкой ладонью грудь сверху вниз, словно успокаивал или осаживал поднимающийся кашель. И Тоффат снова постарался перевести разговор на другое.

Поезд входил в «черную зону». По обеим сторонам железной дороги потянулись бесконечные поселки. Дома из черного камня или кирпича под черными черепичными крышами стояли тесными рядами вдоль мокрых асфальтированных улиц или дорог, над ними поднимались еще более черные корпуса заводов, объятых густым дымом, и дым, смешанный с дождевой пылью, стелился над окрестностями, не в силах подняться к низкому, мрачному небу. Тут действительно все было черно: трава, деревья и поникшие листья казались вырезанными из черной жести. Только бледные лица людей, смотревших на поезд, выделялись неправдоподобно светлыми пятнами.

В Престоне Хартер и Тоффат, пожелав Елене и Антону счастливого пути и удачи, сошли. Поезд, шедший на север, повернул на запад и вскоре, миновав окраины города, мчался мимо осенних полей с редкими перелесками. Неожиданно повеяло свежестью, и даже в закрытый вагон проникли запахи прелых листьев, сена, и это сразу напомнило Антону детство в Большанке: сырые туманы, обволакивающие деревню, оголенно-унылые ветлы вдоль улицы.

В Блэкпул — большой курортный город — они приехали перед вечером и, поймав у вокзала такси, направились в совет графства. Пожилой, утомленный или больной чиновник с серым лицом и отвислыми мешками под глазами, принявший их в мрачном казенном здании в центре города, выслушал Антона молча, потом пытливо посмотрел на Елену: а вы, мол, зачем? Она встретила его взгляд лишь едва уловимой улыбкой, и чиновник опять повернулся к Антону, продолжая молчать.

— Нам сказали, что с вашего разрешения мы можем осмотреть отели, предназначенные для эвакуированных детей, — повторил Антон, подозревая, что чиновник не расслышал или не понял его.

— Можете, можете, — вяло проговорил чиновник. — Только…

Он поднялся из-за стола, сказав «извините», устало прошаркал к двери в соседнюю комнату и скрылся за нею. Антон и Елена недоуменно переглянулись. Вернувшись через несколько минут, чиновник еще раз попросил извинить его, сел на свое место, снова глядя на них с молчаливой пытливостью.

— Можем мы посмотреть эти отели или нет? — не выдержал Антон.

— Можете, можете, — с прежней вялостью отозвался чиновник. — Мы получили указание, только…

— Что «только»? — переспросил Антон, стараясь скрыть раздражение.

— Только… кончается рабочий день, — ответил чиновник, — и мы сможем показать вам эти отели завтра.

— Но, поймите, мы ехали из Лондона с намерением посмотреть отели, договориться о том, что нужно для детей, и ночью вернуться в Лондон.

Тем же бесстрастным тоном чиновник сказал, что очень извиняется и просит прийти завтра: до конца рабочего дня осталось менее часа, а поездка в соседний городок, где расположены отели, займет в лучшем случае два — два с половиной часа. Он посоветовал им переночевать в отеле — он почти рядом — и утром снова прийти сюда.