Сумерки в полдень

— Ну, тут мы много не увидим и не услышим, — сказал Чэдуик Антону и, выставив сильное плечо, стал пробиваться сквозь толпу ближе к самолету, говоря строго и повелительно: — Пропустите! Пропустите!

Антон протиснулся вслед за ним к небольшой толпе, стоявшей у самой лесенки самолета. Справа от Чемберлена Антон увидел невысокого, худощавого и большеносого человека со свернутым зонтиком.

— Гораций Вильсон, — подсказал Антону Эрик Фокс. Он, как и Чэдуик, оказался, к удовольствию Антона и Тихона Зубова, в их купе, и они провели вечер и ночь вместе, не опасаясь ни пытливых глаз итальянца, ни настороженных ушей Бауэра. — Серое преосвященство нашего премьер-министра.

— Кто? Кто? — переспросил Антон, не поняв намека.

— Серое преосвященство, — повторил Фокс. — Человек за кулисами… Подсказывает премьеру, что делать, как поступать… Его второе «я».

— Он знаток европейских дел?

Фокс рассмеялся.

— Как раз наоборот. Он никогда не занимался ими и ничего не смыслит в них. Впрочем, как и сам премьер-министр.

— А кто слева от премьера? — спросил Антон, указав глазами на сравнительно молодого, крепкого телосложения, широколицего человека в очках, стоявшего на полшага позади Чемберлена. Он держал в правой руке тот самый большой портфель, который нес «ангел-спаситель», изображенный на журнальной картинке, а в левой — вместо оливковой ветви… зонтик премьер-министра. — Слуга?

— Нет, не слуга, — ответил Фокс. — Новая звезда нашей дипломатии. Некто Стрэнг.

На них зашикали: они мешали слушать обмен приветствиями.

Чопорный и надутый Риббентроп, явно польщенный тем, что ему поручили встретить высокого английского гостя, заученно сказал, что рад приветствовать на земле рейха «герра Чемберлена», которого знает давно и уважает за мудрость, смелость и дальновидность, достойную его великого отца. Чемберлен, говоривший тонким, почти визгливым голосом, растроганно ответил, что он тоже рад возобновить знакомство с мистером Риббентропом, с которым имел честь неоднократно встречаться в Лондоне и несколько раз обедать у лордов Асторов в их поместье Кливдене. При имени Асторов Риббентроп улыбнулся и сказал, что вспоминает о встречах в Кливдене с удовольствием и надеется, что лорд и леди Астор пребывают в добром здравии.

Чемберлен торопливо заверил, что их здоровье превосходно, и, видимо, не зная, о чем еще говорить, вопрошающе посмотрел на Риббентропа, потом на Вильсона, ответившего растерянным взглядом, как бы говорившим ему: «Я во всем этом ничего не смыслю, поэтому помочь не могу». Чемберлен повернулся к Гендерсону. Посол сделал шаг вперед и учтиво осведомился, как господин премьер и его спутники долетели.

— Прекрасно.

— Не очень устали?

Молодые хвастают мудростью, которой еще нет, пожилые — бодростью, которой уже нет, и Чемберлен молодцевато выпрямился, подняв сутулые плечи.

— Я крепок и вынослив, — произнес он, победно оглядывая стоявших вокруг. — Да, я крепок и вынослив.

Предводительствуемые Риббентропом гости направились к вокзалу. За вокзалом дюжие парни в черном, окружив гостей, посадили их в большие черные лимузины. Лимузины помчались к городу, вытягиваясь колонной. Парни в черном проворно подогнали к подъезду две полицейские машины, которые доставили на аэродром корреспондентов. Неуклюжие — длинные и приземистые, как таксы, с широкой скамейкой посредине, от кабины шофера к выходу (корреспондентам, подобно полицейским или арестантам, пришлось сидеть спиной друг к другу) — машины были сильные и быстроходные. Уже через несколько минут они догнали колонну лимузинов, а в городе, выбрав более короткий путь, обогнали ее и оказались у вокзала раньше. Корреспонденты видели, как гостей вели под той же надежной охраной через вокзал к специальному поезду и усаживали в вагон.

Вагон корреспондентов, который доставил их из Берлина, прицепили в конец поезда, но сами они продолжали толпиться у вагона, в который поместили почетных гостей. Корреспонденты надеялись, что премьер-министр, высунувшись из окна, бросит несколько фраз или хотя бы слов, раскрывающих загадку его неожиданного визита. Однако квадратные окна вагона оставались занавешенными.

Перед самым отходом поезда Антон увидел Хэмпсона, вышедшего из соседнего вагона. На вопрос, почему его не было на аэродроме, англичанин ответил, что посол возложил на него обязанности секретаря делегации, поэтому ему пришлось заботиться о машинистках и машинках, о стенографе для премьера и шифровальщике. Самолет прилетел раньше, чем ожидалось, и Хэмпсон едва-едва успел доставить их к поезду. Антон посочувствовал ему и, намереваясь спросить, с чем прилетел английский премьер-министр к Гитлеру, начал рассказывать, что прошлой ночью корреспонденты, с которыми он ехал из Берлина, долго спорили, выясняя, полезна или вредна предстоящая встреча. Однако довести рассказ до конца ему не удалось. Дюжие молодчики в черном забегали по платформе, покрикивая на пассажиров: поезд отходил. Антон вскочил на подножку ближайшего вагона и пробрался в конец поезда уже на ходу. В коридоре его поджидал обеспокоенный Тихон Зубов.