Сумерки жизни

Кроме того, мистер Скоф, коммерсант, который поддался очарованию фрау Шульц, привел в этот вечер своего приятеля, который был проездом в Женеве. Вследствие особого его положения, как посетителя одного из ее гостей, м-м Бокар поместила его на верхнем конце стола между фрейлейн Клинкгард и госпожой Попеа, вместо того чтобы посадить его у конца, рядом с собою, куда усаживали вновь прибывших, и откуда они по правилам пансиона передвигались вверх в зависимости от продолжительности пребывания. В этот вечер за столом сидел двадцать один гость. Госпожа Бокар поворачивала к ним свое красное сияющее лицо, за улыбками скрывая сердитые повелительные взоры, которые она бросала постоянно на гарсона и его помощника. Воздух был полон разноязычного жужжания, среди которого выделялись громкие голоса старых солдат и резкий акцент американцев, оживленно делившихся впечатлениями от Шильонского замка. Однако, во главе стола, где собралась старая публика, было не так шумно. Мистер Четвинд и Фелиция молчали. Рейн тихо разговаривал с Екатериной об Америке, где она провела большую часть своей молодости. Она редко упоминала о некогда усыновившей ее национальности, предпочитая, чтобы ее считали англичанкой, но Рейн рассказывал о своих впечатлениях во время недавней поездки в Нью-Йорк, и ее замечания по поводу его критики были необходимы. Кругом них гвоздем разговора был венецианский праздник на озере. Фрау Шульц в преувеличенном виде рисовала его мистеру Скофу, который никогда на нем не бывал. Мистер Уэнлесс, седоватый загорелый господин средних лет, с лорнетом, и закрученными вверх усами, который, видно, исколесил весь свет, с пренебрежением относился к празднику, как к детской забаве, и в противовес ему среди общего гула описывал госпоже Попеа какой-то дикий танец. Этот пансионный обед как будто ничем не отличался от обычных. Сотни таких обедов имели вообще место в ту минуту по всей Швейцарии, и отличаются они друг от друга не больше, чем пассажиры двух лондонских омнибусов, едущих один за другим по одному и тому же маршруту. Однако, для многих из присутствовавших он остался памятным навсегда.

Маленькая мисс Бунтер, сидевшая возле Фелиции, за последнее время чувствовала себя лучше. Лето согрело ее кровь. Притом она получила недавно письмо в восемь страниц из Бирмы, которое сильно ее утешило. Предвиделась возможность, давало оно понять, что свадьба состоится весною. Она уже советовалась с Екатериной о приданом и делала вырезки из Modern Society, где описывались великосветские свадьбы за последние два месяца. Имея в душе эту надежду, а на себе одно из платьев, выбранных Екатериной, она в этот вечер смотрела значительно свежее. Ее рыжие волосы казались не столь безжизненными, ее цвет лица не столь болезненным. Она говорила мало, будучи робкой по природе. Мнения ее представляли собою нечто в такой степени хилое и хрупкое, что она не решалась пускать их в суровый свет. Но она прислушивалась с живейшим интересом к разнообразным разговорам. Разговор Рейна ее особенно занимал. У нее было смутное представление, что она совершенствует свой ум.

— Меня поразило, — говорил Рейн, — что культура Америки находится преимущественно в руках женщин… даже больше чем в наших строго деловых кругах. А почти весь Нью-Йорк не более, как одно деловое общество.

— Вы долго были в Штатах, сэр? — спросил мистер Скоф.

— О, нет, — отозвался Рейн, взглянув на него, — только несколько недель. Мои замечания исключительно плод поверхностных впечатлений.

— Это великолепная страна, — заметил мистер Скоф.

Рейн вежливо согласился.

— Мне не нравится эта страна, — заявила фрау Шульц, сделав, таким образом, Америку темой общего разговора. — Там жизнь не в семье. Женщины праздные. Они не в моем вкусе.

— Какое блаженство! — пробормотала Екатерина тихо, на что Рейн отозвался незаметной улыбкой. Но вслух она сказала:

— Я не нахожу, что американки праздны. Они отдают хозяйству свой ум, а не душу. Так, они заказывают обеды для своих мужей и смотрят, чтобы дети их были вымыты, не хуже других женщин, но они полагают, что это такие обязанности, которые способно выполнить каждое разумное существо, не отказываясь от всех остальных интересов в жизни.

— Обязанность женщины быть хорошей хозяйкой, — поучительным тоном отчеканивала фрау Шульц. — В Германии, по крайней мере, так.

— Но разве прогрессивная часть общества в Германии не старается улучшить положение женщины? — спросил мистер Уэнлесс, схватившись за свой лорнет.

— Его нельзя улучшить, — проговорила фрау Шульц.

— Это вопрос спорный, — заметил мистер Уэнлесс. — Если элегантным дамам преподносится специально написанное для них дамское чтение, а крестьянки запрягаются в телегу рядом с коровой, в то время как муж шествует сзади с сигарой во рту… я нахожу, что некоторое улучшение во всяком случае необходимо.

Он говорил ясным, уверенным голосом, привлекающим внимание.

— Вы были в Германии? — спросила фрау Шульц.