Вики кивнула, и Макэвой уловил в этом движении благодарность. Он уже подумывал угостить учительницу выпивкой, когда у столика возникла официантка в черной футболке и легинсах.
— Двойную водку с тоником, — с облегчением выдохнула Вики и глянула на Макэвоя: — А вы?
Макэвой растерялся. Можно попросить кофе или колу, но атмосферу это не растопит. Стоит ли с самого начала усложнять отношения с ценным свидетелем, предпочитающим что-то покрепче?
— Мне то же самое.
Они молчали до возвращения официантки. Та уже через минуту снова оказалась у столика, расстелила на черном лаке столешницы аккуратные белые салфетки, поставила напитки. Вики сразу же, большим глотком ополовинила свой стакан. Макэвой осторожно пригубил и поставил выпивку на стол, пожалев, что не заказал пинту пива.
— Я и забыл, что сегодня воскресенье. Думал, тут все забито клерками в костюмах.
Вики выдавила улыбку.
— Я бываю здесь только по воскресеньям. В будни все столики заняты, да и люди косятся, если приходишь одна. И по воскресеньям здесь играет живая музыка. Джаз-банд приступит через час-другой.
— И хорошо играют? Я бы с удовольствием послушал джаз.
— Тут каждую неделю разные группы. Сегодня латиноамериканцы какие-то. Говорят, они ничего.
Макэвой выпятил нижнюю губу, демонстрируя интерес. В последние дни работы констеблем ему довелось патрулировать территорию джазового фестиваля в Беверли. Тогда его поразили некоторые из этноджазовых групп, издалека приехавшие в этот городок на востоке Йоркшира, чтобы исполнить десяток-полтора сплетенных между собой мелодий перед пьяными студентами и немногочисленными ценителями.
— Билеты дорогие?
— Если прийти до шести часов, концерт бесплатно. Потом собирают по пятерке, кажется. Я еще ни разу не платила.
— Да? Неплохая экономия.
— Учительнице на замену приходится считать каждый пенни.
Это замечание возвращало их к главной теме. Макэвой открыл блокнот, выразительно полистал. Постарался изобразить на лице участие и готовность слушать, не перебивая.
— Должно быть, Дафна много для вас значила, — подбодрил он.
— Такая напрасная смерть. — В голосе ее звучало скорее усталое смирение, чем боль. — Дафна прошла через ад, сумела навести какой-то порядок в жизни…
— Да?
Она молчала. Подняла бокал, вытрясла из него последние капли. Прикрыла глаза, точно принимая решение, и нагнулась. Макэвой услышал, как вжикнула молния, и через секунду Вики протянула ему сложенные листы:
— Вот что написала Дафна. О чем я вам говорила.
— И это…
— Ее рассказ. Фрагмент истории. Клочок ее настоящей жизни. Я вам уже сказала, Дафна была талантливой девочкой. Я жалела, что не смогу учить ее и дальше, что в школе нет постоянной вакансии. Мы просто разговаривали. Я бывала в Сьерра-Леоне, ездила туда волонтером. Строила школу, немного преподавала там и сям, в местах, которые Дафна хорошо знала. Этого было достаточно, чтобы мы сблизились. Подружились.
Макэвой молчал. Пятнадцатилетняя девочка и женщина старше ее примерно лет на двадцать?
— У нее были подруги и среди сверстниц, разумеется, — сказала Вики, словно прочтя его мысли. Она двигала свой бокал по столу медленными, ровными кругами. — Дафна была обыкновенной девочкой, если такие вообще есть. Любила поп-музыку. Смотрела «Молокососов» и «Старшего брата»[13], как все они. Я никогда не бывала в ее комнате, но не сомневаюсь, что без плакатов
Макэвой улыбнулся. Не отдавая себе отчета, сделал большой глоток и ощутил, как по пищеводу стекает приятное тепло.
— Лично я ставлю прочерк.
— Вы атеист?
— А вот это их не касается, — сказал он, понадеявшись, что тему этим и закроет.
— Пожалуй, вы правы. Дафна точно не кичилась религиозностью. Носила крестик, но была довольно собранной, школьная форма застегнута на все пуговки, так что ее не упрекнешь в том, что она выставляла веру напоказ. Мы и разговорились-то потому лишь, что меня заинтересовали кое-какие ответы, которые она давала в классе. Должно быть, уже с год тому назад. На три недели я подменила их учителя. Разбирались с «Макбетом».
Макэвой попытался припомнить отрывок, выученный для школьного выступления:
— «Нередко, чтобы нас завлечь в беду, орудья мрака говорят нам правду, заманивают всяким честным вздором, чтоб в глубочайшем деле обмануть»[14]. — И замолчал, смутившись.
— Недурно, — рассмеялась учительница, и Макэвоя потрясла масштабность перемены в ней. Простая улыбка наделила Вики полным правом в одиночестве сидеть в джаз-клубе, хотя еще секунду назад она казалась серой, никому не интересной мышкой.
— Я вызубрил этот кусок, когда мне было тринадцать, — признался Макэвой. — Пришлось декламировать перед полным залом родителей и учителей. До сих пор вздрагиваю, стоит только вспомнить. За всю свою жизнь так не боялся.