Ответ на возражение 2
. Ничто не препятствует тому, чтобы отнюдь не в целом превосходящая сила была превосходящей в некотором отношении и именно в этом отношении способной причинить некоторый вред. Но если она не является превосходящей ни в каком отношении, то она не может причинить и никакого вреда, а потому ее нельзя полагать обусловливающей страдание.Ответ на возражение 3
. Внешние действователи могут являться причинами движений желания постольку, поскольку они могут обусловливать наличие [его] объекта; и именно в указанном смысле превосходящая сила рассматривается как обусловливающая страдание.Вопрос 37. О следствиях боли или страдания
Раздел 1. Приводит ли боль к утрате одной из способностей, (а именно способности) учиться?
С первым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1
. Кажется, что боль не приводит к утрате способности учиться. Ведь сказано же [в Писании]: «Когда суды Твои совершаются на земле, тогда живущие в мире научаются правде»; и несколько далее: «В бедствии он искал Тебя, изливал тихие моления, когда наказание Твое постигало его» (Ис. 26:9, 16). Но суды Божий и бедствия причиняют страдания в сердцах мужей. Следовательно, не приводящее к уничтожению страдание, или боль, усиливает способность к обучению.Возражение 2
. Далее, [в Писании] сказано: «Кого хочет он учить ведению, и кого – вразумлять проповедью? Отнятых от грудного молока, отлученных от сосцов матери», то есть от удовольствий (Ис. 28:9). Но страдание и боль наиболее пагубны для удовольствия, поскольку страдание, как сказано в седьмой [книге] «Этики»[663], препятствует всякому удовольствию; а [в Писании] сказано, что «минутное страдание производит забвение утех» (Сир. 11:27). Следовательно, страдание не ослабляет, но [напротив] усиливает способность к обучению.Возражение 3
. Далее, как уже было показано (35, 7), внутреннее страдание сильнее внешнего. Но скорбящий человек способен учиться. Следовательно, он тем более способен учиться, испытывая телесную боль.Этому противоречат следующие слова Августина: «Этими днями, страдая жестокой зубной болью, я был в состоянии думать только о том, что уже твердо познал ранее; учиться же чему-либо я не мог, поскольку никак не мог сосредоточиться»[664]
.Отвечаю:
коль скоро все способности души укоренены в единой ее сущности, то из этого с необходимостью следует, что когда душевная интенция сосредоточена на действии одной способности, душа тем самым отстраняется от действия [любой] другой, поскольку душа, будучи единой, может [одновременно] иметь только одну интенцию. В результате получается так, что когда нечто одно отвлекает на себя всю или большую часть интенции души, то с этим становится несовместимо все прочее из того, чему требуется [сколько-нибудь] значительное внимание.Затем, очевидно, что чувственная боль более всего остального привлекает к себе внимание души, поскольку все по природе стремится полностью устранить то, что ему противно, что можно наблюдать на примере даже естественных вещей. Кроме того, также очевидно, что для изучения чего-либо нового требуется [немалое] усилие, подкрепленное сильной интенцией, на что недвусмысленно указывает Писание, когда говорит: «Если будешь искать его (т. е. знание), как серебра, и отыскивать его, как сокровище, то… найдешь познание» (Прит. 2
:4, 5). Следовательно, когда человек испытывает острую боль, он временно отвращается от какого-либо учения; более того, когда боль становится нестерпимой, то человек вообще теряет способность уделять внимание даже тому, что он уже знал и прежде. Впрочем, тут следует иметь в виду обстоятельства, связанные с различием [в степени] любви к тому, что человек намерен изучать или исследовать, поскольку чем сильнее эта любовь, тем дольше он сохраняет в уме интенцию к отстранению от полного подчинения боли.