Сумма теологии. Том IV

Возражение 3. Далее, то, что приятно само по себе, не может являться причиной страдания. Но похоть, как говорит Философ, приятна сама по себе[657]. Следовательно, похоть не является причиной страдания.

Этому противоречит сказанное Августином о том, что «спутниками незнания того, что нужно делать, и похоти к тому, чего нужно избегать, являются ошибки и страдания»[658]. Но причиной ошибки является незнание. Следовательно, причиной страдания является похоть.

Отвечаю: страдание – это движение животного желания. Но, как уже было сказано (1), движение желания подобно естественному желанию, и это подобие может быть усвоено им по двоякой причине – [а именно] как со стороны цели, так и со стороны начала движения. Так, со стороны цели причиной падения тяжелого тела является более низкое место, а со стороны начала этого движения – вытекающая из тяжести естественная склонность.

Затем, причиной движения похоти со стороны цели является объект этого движения. А, как уже было сказано (1), причиной боли, или страдания, является наличное зло. С другой стороны, причиной со стороны способа, или начала, этого движения, является внутренняя склонность желания, каковая склонность в первую очередь направлена к благу, а уже впоследствии отклоняется к противоположному злу. Таким образом, первым началом этого движения желания является любовь, которая суть первая склонность желания к обладанию благом, в то время как вторым началом – ненависть, которая суть первая склонность желания к избеганию зла. Но коль скоро чувственное пожелание, или похоть, является первым следствием любви, которая, как уже было сказано (32, 6), доставляет наибольшее удовольствие, то Августин, как было показано выше (30, 2), часто говорит о похоти, или чувственном пожелании, именно в смысле любви, в каковом смысле похоть является универсальной причиной страдания.

Впрочем, порою похоть в прямом смысле слова является причиной страдания. И так это потому, что препятствующее движению ради достижения цели противно такому движению. Затем, то, что противно движению желания, является причиной страдания. Следовательно, похоть становится причиной страдания в той мере, в какой мы страдаем из-за задержки в обретении желаемого блага или из-за полной утраты возможности [его обретения]. Но она не может являться универсальной причиной страдания, поскольку мы более страдаем вследствие утраты наличного, уже доставившего нам удовольствие блага, нежели из-за утраты грядущего блага, которым мы желали бы обладать.

Ответ на возражение 1. Склонность желания к обладанию благом обусловливает склонность желания к избежанию зла, о чем уже было сказано. И потому случается так, что относящиеся к благу движения желания рассматриваются как обусловливающие те движения желания, которые относятся к злу.

Ответ на возражение 2. То, что является объектом похоти, хотя и относится к будущему, тем не менее в определенном смысле наличествует, поскольку существует в надежде. А еще можно сказать, что хотя желаемое благо само по себе относится к будущему, тем не менее препятствие к его достижению существует в настоящем, в результате чего и возникает страдание.

Ответ на возражение 3. Похоть доставляет удовольствие постольку, поскольку есть надежда на обладание желаемым. Но если препятствие устраняет надежду, то похоть обусловливает скорбь.

Раздел 3. Является ли причиной страдания жажда единства?

С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что жажда единства не является причиной страдания. Так, Философ, когда речь зашла о мнении тех, которые утверждали, что причиной удовольствия является полнота, а страдания – разделение[659], сказал, что «это мнение, должно быть, возникло под влиянием страданий и удовольствий, связанных с пищей»[660]. Но далеко не каждое удовольствие или страдание относится к этому виду. Следовательно, жажда единства не является универсальной причиной страдания, поскольку полнота принадлежит единству, а разделение – причина множества.

Возражение 2. Далее, любое разделение противоположно единству. Таким образом, если бы страдание обусловливалось жаждой единства, то никакое разделение не было бы приятным, что очевидно не так в тех случаях, когда речь идет об отделении лишнего.

Возражение 3. Далее, одна и та же причина побуждает нас желать соединиться с благом и отделиться от зла. Но как соединение относится к единству, поскольку оно суть своего рода союз, точно так же отделение противоположно единству. Следовательно, жажду единства надлежит рассматривать не иначе, как обусловливающую страдание жажду отделения.