Сумма теологии. Том IV

Отвечаю: из всех душевных страстей, за исключением страдания, страх в первую очередь подпадает под определение страсти. В самом деле, как уже было показано (22), понятие страсти подразумевает, прежде всего, движение претерпевающей способности, то есть способности, объект которой выступает по отношению к ней в качестве ее активного начала, поскольку страсть является следствием [воздействия] действователя. Поэтому в указанном смысле «ощущать» и «мыслить» тоже суть страсти. Во-вторых, в более строгом смысле слова страсть – это движение желающей способности, а еще правильней будет сказать, что она является движением желающей способности в телесном органе, и потому она суть движение, сопровождаемое телесным изменением. И, опять же, наиболее справедливо страстями называются те движения, которые подразумевают некоторое ухудшение. Итак, очевидно, что страх, коль скоро он связан со злом, принадлежит желающей способности, которая сама по себе соотносится с благом и злом. Далее, он принадлежит чувственному желанию, по каковой причине сопровождается некоторым изменением, а именно, как указывает Дамаскин, сокращением. Кроме того, он подразумевает отношение к злу как к тому, что превозмогает, так сказать, некоторое частное благо. Поэтому он в первую очередь подпадает под определение страсти, уступая в этом только страданию, поскольку оно связано с существующим злом, в то время как страх – со злом будущим, которое движет слабее, нежели наличное зло.

Ответ на возражение 1. Добродетелями называются начала действия. Поэтому внутренние движения желающей способности считаются добродетелями постольку, поскольку они являются началами внешнего действия. Однако Философ отрицает, что страсть является добродетелью посредством навыка.

Ответ на возражение 2. Как претерпевание природного тела обусловливается телесным присутствием действователя, точно так же душевная страсть обусловливается присутствием действователя в представлении души, хотя при этом ни телесно, ни в действительности он не существует; то есть это происходит постольку, поскольку зло, которое в действительности может случиться в будущем, в настоящем уже существует в представлении души.

Ответ на возражение 3. Чувствам не дано схватывать будущее, но на основании схватывания существующего животное подвигается природным инстинктом к надежде на будущее благо или к страху перед будущим злом.

Раздел 2. Является ли страх отдельной страстью?

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что страх не является отдельной страстью. Так, Августин говорит, что «кто не изводится страхом, тот не изможден желанием, не изранен болезнью (то есть страданием), не мечется в волнениях никчемных радостей»[723]. Таким образом, похоже на то, что если не будет страха, утихнут и другие страсти. Следовательно, страх – это не отдельная, а общая страсть.

Возражение 2. Далее, Философ говорит: «Что для мысли утверждение и отрицание, то для желания преследование и бегство»[724]. Но отрицание, равно как и утверждение, не является чем-то отдельным в мысли, но тем, что общо многим. Следовательно, и бегство не является чем-то отдельным в желании. Но страх – это своего рода бегство от зла. Следовательно, он не является отдельной страстью.

Возражение 3. Далее, если бы страх был отдельной страстью, то его следовало бы помещать в раздражительную часть. Но страх обнаруживается в вожделении, поскольку, по словам Философа, «страх – это своего рода страдание»[725], и Дамаскин [в свою очередь] определил страх как «желающую силу»[726], а страдание и желание, как было показано выше (23, 4), находятся в вожделеющей способности. Следовательно, страх, коль скоро он принадлежит различным способностям, не является отдельной страстью.

Этому противоречит то обстоятельство, что Дамаскин упоминает страх в перечне [отдельных] душевных страстей[727].

Отвечаю: душевные страсти получают свой вид от своих объектов, поэтому отдельной страстью следует полагать такую страсть, у которой есть свой отдельный объект. Но у страха, как и у надежды, есть свой отдельный объект. Ведь как объектом надежды является будущее, труднодоступное, но возможное для обретения благо, точно так же объектом страха является будущее, трудное для преодоления и неотвратимое зло. Следовательно, страх – это отдельная душевная страсть.

Ответ на возражение 1. Все душевные страсти восходят к одному источнику, а именно к любви, и в этом отношении они совпадают друг с другом. Именно поэтому с исчезновением страха утихают и другие страсти души, а не потому, что страх является общей страстью.

Ответ на возражение 2. Не всякое бегство в желании является страхом, но – только бегство от отдельного объекта [страха], о чем уже было сказано. Поэтому хотя бегство и является чем-то общим, тем не менее страх – это отдельная страсть.