Сумма теологии. Том IV

Ответ на возражение 3. Надежда связана с достижимым благом. Но благо достигается или собственными усилиями, или благодаря кому-то другому, и потому надежда может быть надеждой на находящийся в нашей власти акт добродетели. С другой стороны, страх связан с неподвластным нам злом и, следовательно, зло, которого боятся, всегда исходит от внешней причины, в то время как благо, на которое надеются, может исходить равно и от внутренней, и от внешней причины.

Ответ на возражение 4. Как уже было сказано(41,4),стыд– это страх не самого греховного акта, но последующего ему осуждения или бесчестья, которое исходит от внешней причины.

Раздел 4. Можно ли страшиться самого страха?

С четвертым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что нельзя страшиться страха. В самом деле, боящийся удерживает себя оттого, чего он боится; так, когда человек боится утратить здоровье, он удерживает себя оттого, что может повлечь за собой его потерю. Таким образом, если бы человек боялся страха, он бы из боязни удерживал себя от страха, что кажется нелепым.

Возражение 2. Далее, страх – это своего рода бегство. Но никто не бежит от самого себя. Следовательно, страх не может быть объектом страха.

Возражение 3. Далее, страх испытывают перед будущим. Но в том, кто боится, страх наличествует [здесь и сейчас]. Следовательно, он не может являться объектом страха того, кто боится.

Этому противоречит следующее: человек может любить собственную любовь и может печалиться от собственного страдания. Следовательно, подобным же образом он может бояться собственного страха.

Отвечаю: как было показано выше (3), объектом страха может являться только то, что исходит от внешней причины, и никоим образом не то, что следует из нашей собственной воли. Но сам страх отчасти следует из внешней причины, а отчасти является субъектом воли. Он следует из внешней причины постольку, поскольку он является страстью, последующей представлению о неизбежном зле. В указанном смысле страх может являться объектом страха, то есть человек может страшиться самой угрозы необходимости страха перед наступлением некоего великого зла. Он является субъектом воли постольку, поскольку более низкое желание подчинено разуму, благодаря чему человек способен избавиться от страха. В указанном смысле, как говорит Августин[750], страх не может являться объектом страха. Однако дабы кто-либо не воспользовался этим аргументом для доказательства того, что страх вообще не может являться объектом страха, нам потребовалось привести соответствующие уточнения.

Ответ на возражение 1. Страхи отнюдь не тождественны друг другу, но существуют различные страхи, адекватные различным объектам страха. Поэтому ничто не препятствует тому, чтобы человек удерживался от страха перед одной вещью из страха перед другой, и таким образом наличествующий в нем страх охраняет его от страха, которого у него нет.

Ответ на возражение 2. Поскольку страх перед неизбежным злом не идентичен страху перед страхом неизбежного зла, то вывод о бегстве от самого себя или о том, что в обоих случаях бегство одно и то же, вовсе не очевиден.

Ответ на возражение 3. В связи с тем, что, как уже было сказано, существуют различные виды страха, наличествующий страх в качестве своего объекта вполне может иметь страх будущий.

Раздел 5. Является ли неожиданное тем, чего бояться больше всего?

С пятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что необычное и неожиданное не является тем, чего боятся больше всего. В самом деле, как надежда относится к благу, точно так же страх относится к злу. Но опыт способствует возрастанию надежды на благо. Следовательно, он также увеличивает и страх перед злом.

Возражение 2. Далее, Философ сказал, что «более других боятся не вспыльчивых, а вкрадчивых и коварных»[751]. Но очевидно, что вспыльчивые люди более других подвержены вспышкам внезапных эмоций. Следовательно, неожиданное не является тем, чего боятся больше всего.

Возражение 3. Далее, мы менее всего думаем о том, что происходит внезапно. Но чем больше мы думаем о вещи, тем больше ее боимся; так, Философ говорит, что «некоторые кажутся мужественными в силу неведенья, но как только они обнаруживают, что действительность отличается от того, что они ожидали, то туг же обращаются в бегство»[752]. Следовательно, внезапное не является тем, чего боятся больше всего.

Этому противоречат следующие слова Августина: «Страх, боясь вещей непривычных и неожиданных, хочет обезопасить то, что любит»[753].