Сумма теологии. Том IX

Во-первых, потому, что посредством обета послушания человек предлагает Богу наибольшее, а именно собственную волю; в самом деле, она гораздо важнее, чем его тело, которое он предлагает Богу посредством [обета] безбрачия, а также внешние блага, которые он предлагает Богу посредством обета бедности. Поэтому то, что делается из послушания, более угодно Богу, чем то, что делается по собственной воле, в связи с чем Иероним пишет [монаху Рустику]: «Говорю сие, чтобы внушить тебе мысль, что ты более не должен полагаться на собственные суды», и несколько ниже добавляет: «Тебе непозволительно поступать по своей воле: тебе надлежит есть то, что предлагают, иметь столько, сколько получаешь, облачаться в то, что дают». Поэтому и соблюдение поста не угодно Богу, если оно исполняется по собственной воле, согласно сказанному [в Писании]: «Вот, в день поста вашего вы исполняете волю вашу» (Ис. 58:3).

Во-вторых, потому, что обет послушания содержит в себе остальные обеты, но не наоборот; в самом деле, хотя монахи и дают обет соблюдать безбрачие и бедность, тем не менее, благодаря послушанию они соблюдают немало другого помимо безбрачия и бедности.

В-третьих, потому, что обет послушания простирается на те акты, которые ближайшим образом связаны с целью монашества, а чем теснее что-либо связано с целью, тем оно лучше.

Из всего этого следует, что обет послушания сущностно необходим для монашеской жизни. Ведь когда человек, не давая обет послушания, обязуется – пусть даже и по обету – соблюдать добровольную бедность и безбрачие, он тем самым ещё не вступает в монашеское состояние, которое должно быть предпочтено девству, в том числе и соблюдаемому по обету, в связи с чем Августин говорит: «Никто, думается мне, не осмелится предпочесть девство монашеской жизни».

Ответ на возражение 1. Совет послушания содержится в самом следовании Христу, поскольку послушный должен следовать воле другого. Таким образом, он более подобает совершенству, чем обет бедности, в связи с чем Иероним, комментируя сказанное [в Писании]: «Вот, мы оставили всё» (Мф. 19:27), замечает, что «Пётр добавляет слова, свидетельствующие о совершенстве: “И последовали за Тобою”».

Ответ на возражение 2. Приведённые слова означают, что целомудрие безбрачия должно быть предпочтено не всем актам добродетели вообще, а супружескому целомудрию, а также тем внешним благам, которые измеряются оцениваемыми по весу золотом и серебром. Или, возможно, воздержанность понимается здесь в общем смысле как воздержание от всяческого зла, о чём уже было сказано (155, 4).

Ответ на возражение 3. Папа не может освободить монаха от обета послушания так, чтобы тот стал свободен от повиновения любому начальствующему над ним в том, что касается совершенства жизни, поскольку он не может освободить его от повиновения себе. Впрочем, он может освободить его от подчинения нижестоящему начальству, но это нисколько не освобождает его от обета послушания.

Раздел 9. СОВЕРШАЕТ ЛИ МОНАХ СМЕРТНЫЙ ГРЕХ ВСЯКИЙ РАЗ, КОГДА ПРЕСТУПАЕТ СВОЙ УСТАВ?

С девятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что всякий раз, когда монах преступает свой устав, он совершает смертный грех. В самом деле, нарушение обета является достойным осуждения грехом, как это явствует из сказанного апостолом о том, что вдовы, которые желают вступить в брак, «подлежат осуждению, потому что отвергли прежнюю веру» (1 Тим. 5:11-12). Но монахи при своём вступлении в орден клянутся соблюдать устав. Следовательно, преступая свой устав, они совершают смертный грех.

Возражение 2. Далее, для монаха предписание устава есть то же, что и [предписание] закона. Но тот, кто нарушает предписание закона, совершает смертный грех. Следовательно, похоже, что всякий раз, когда монах преступает свой устав, он совершает смертный грех.

Возражение 3. Далее, презрение предполагает смертный грех. Но если кто-либо неоднократно делает то, что не должно делать, то он, пожалуй, грешит из презрения. Следовательно, похоже, что монах, который часто преступает свой устав, совершает смертный грех.

Этому противоречит следующее: монашеское состояние безопасней мирского; так, Григорий в начале своих «Моралий» [на книгу Иова] сравнивает мирскую жизнь с бурным морем, а монашескую жизнь – с тихой гаванью. Но если бы любое нарушение монахом чего-либо из того, что содержится в его уставе, обусловливало смертный грех, то монашеская жизнь, с которой связано множество соблюдений, была бы полна опасностей. Следовательно, не всякое нарушение устава является смертным грехом.