Возражение 4.
Далее, добродетель не может противополагать себя другой добродетели. Но величавость противоположна смирению, поскольку, как сказано в четвёртой [книге] «Этики», «величавый считает себя достойным великого, а всё прочее для него ничтожно»[80]. Следовательно, величавость не является добродетелью.Возражение 5.
Кроме того, свойства любой добродетели заслуживают похвалы. Но у величавости есть такие свойства, которые заслуживают порицания. Действительно, величавый, во-первых, не помнит об оказанных ему благодеяниях; во-вторых, он подчас празден и нетороплив; в-третьих, он подчас ироничен; в-четвёртых, он не любит сотрудничать с другими; в-пятых, он предпочитает бесполезное полезному. Следовательно, величавость не является добродетелью.Этому противоречит
следующее: в похвалу некоторым [Писание] говорит: «Никанор, слышав, какую храбрость имели находившиеся с Иудою и сколь велика отвага, с какою они бились за отечество, побоялся решить дело мечом»[81] (2 Мак. 14:18). Но похвалы заслуживают только дела добродетели. Следовательно, величавость, с которой сопряжено величие отваги, является добродетелью.Отвечаю:
сущностью человеческой добродетели является сохранение блага разума в человеческих поступках, в чём, собственно, и состоит надлежащее благо человека. Но почёт, как было показано выше (1), является величайшей из всех внешних человеческих вещей. Поэтому величавость, блюдущая модус разума в отношении наибольшего почёта, является добродетелью.Ответ на возражение 1.
Как говорит философ, «величавый является крайним с точки зрения величия», а именно потому, что он стремится к величайшему, «но с точки зрения должного поведения блюдёт середину», а именно потому, что к величайшему он стремится разумно, «ибо ему свойственно ценить себя по достоинству», поскольку ценит себя он не больше, чем этого заслуживает[82].Ответ на возражение 2.
Взаимосвязь добродетелей не распространяется на их акты так, как если бы каждый обладал навыками к актам всех добродетелей. Поэтому акт величавости подобает не всем добродетельным людям, но – только людям великим. С другой стороны, все добродетели взаимосвязаны со стороны начал добродетели, а именно рассудительности и благодати, поскольку их навыки пребывают в душе совместно: либо актуально, либо посредством ближайшей к этому расположенности. Поэтому тот, кому не свойственен акт величавости, может обладать навыком к величавости, посредством которого он расположен к осуществлению этого акта в том случае, если он будет подобать его состоянию.Ответ на возражение 3.
Телесные движения разнятся согласно различию восприятий и волнений души. Поэтому к величавости присовокупляются некоторые конкретные акциденции, выраженные в телесных движениях. В самом деле, поспешность в движениях связана с тем, что человек озабочен многими вещами, которые он спешит исполнить, а между тем величавый сосредоточен только на великих вещах, которых немного и которые требуют большого внимания, что обусловливает неспешность его движений. И точно так же быстрая и сбивчивая речь, как правило, бывает у тех, кто готов спорить всегда и на любую тему, что не приличествует величавым, занятым только великим. И подобно тому, как указанные расположения телесных движений присущи величавому согласно модусу его душевных волнений, точно так же у тех, кто расположен к величавости по природе, эти состояния наличествуют по природе.Ответ на возражение 4.
В человеке можно обнаружить как нечто великое, которым он обладает через посредство даров Божиих, так и нечто ничтожное, которое возникает в нём вследствие немощности природы. Таким образом, величавость побуждает человека считать себя достойным великого с точки зрения тех даров, которые он получил от Бога. Например, если его душа наделена большой добродетельностью, величавость будет склонять его к совершенным делам добродетели, и то же самое можно сказать о пользовании любыми другими благами, такими как учёность или богатство. С другой стороны, смирение побуждает человека быть невысокого мнения о себе с точки зрения собственных недостатков. Величавый презирает других в той мере, в какой они пренебрегают дарами Божиими, поскольку он не настолько высокого мнения о других, чтобы ради них попирать праведность. А смиренный почитает и уважает других за то, что они лучше его в той мере, в какой он видит в них наличие тех или иных даров Божиих. Поэтому о праведнике сказано, что он есть «тот, в глазах которого презрен отверженный», каковые слова указывают на презрение величавости, «но который боящихся Господа славит», каковые слова указывают на почтительность смирения (Пс. 14:4). Отсюда понятно, что величавость и смирение не противополагают себя друг другу, притом что они, похоже, склоняют к противоположному, поскольку принимают во внимание различные вещи.