Сумма теологии. Том V

Ответ на возражение 1. В своих книгах по логике Философ приводит этот и много других подобных примеров для того, чтобы проиллюстрировать не свое собственное мнение, а таковое других. В настоящем случае речь [скорей всего] идет о мнении стоиков, полагавших, что душевные страсти несовместимы с добродетелью, каковое мнение Философ отвергает, говоря, что добродетель – это не свобода от страсти[209]. Впрочем, можно предположить, что, называя кроткого свободным от страстей, он имеет ввиду необузданные страсти.

Ответ на возражение 2. Это и ряд других подобных положений, которые приводит Туллий в своих «Тускуланских беседах», основаны на рассмотрении страстей со стороны исполнения распоряжений разума.

Ответ на возражение 3. Когда страсть предвосхищает суждение разума в том смысле, что добивается от разума согласия на [выгодное себе] мнение, она препятствует решению и суждению разума. Но когда она последует такому суждению как действующая по распоряжению разума, то в таком случае она способствует выполнению распоряжения разума.

Раздел 3. СОВМЕСТИМО ЛИ С НРАВСТВЕННОЙ ДОБРОДЕТЕЛЬЮ СТРАДАНИЕ?

С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что страдание несовместимо с добродетелью. В самом деле, добродетели являются следствиями мудрости, согласно сказанному [в Писании]: «Она», то есть божественная Премудрость, «научает целомудрию и рассудительности, справедливости и мужеству» (Прем. 8:7). Но, как сказано несколько ниже, «в сожитии» с Премудростью «нет скорби» (Прем. 8:16). Следовательно, страдание несовместимо и с добродетелью.

Возражение 2. Далее, как говорит Философ, страдание препятствует деятельности[210]. Но то, что препятствует добрым делам, несовместимо с добродетелью. Следовательно, страдание несовместимо с добродетелью.

Возражение 3. Далее, Туллий называет страдание болезнью ума[211]. Но болезнь ума несовместима с являющейся хорошим состоянием ума добродетелью. Следовательно, страдание противостоит добродетели и несовместимо с нею.

Этому противоречит следующее: Христос был совершенен в добродетели. Однако и Он испытывал страдание, поскольку сказал: «Душа Моя скорбит смертельно» (Мф. 26:38). Следовательно, страдание совместимо с добродетелью.

Отвечаю: как указывает Августин[212], стоики допускали в душе мудрого три «eupatheiai», то есть три «благие страсти», вместо трех душевных волнений, а именно: вместо страстного желания – волю, вместо веселья – радость, вместо страха – осторожность. Но они отказывались допустить в душе мудрого что-либо подобное в отношении страдания, приводя на то две причины.

Во-первых, ту, что страдание происходит от уже случившегося зла, а с мудрым, по их мнению, не может случиться никакого зла. В самом деле, они полагали, что как единственным человеческим благом является добродетель, в то время как телесные блага не являются человеческими благами, точно так же и единственным человеческим злом является порок, которого в добродетельном человеке быть не может. Но такое мнение безосновательно [и вот почему]. Во-первых, потому, что коль скоро человек составлен из души и тела, то все, что способствует сохранению жизни тела, является своего рода человеческим благом, хотя и не высшим благом, поскольку им можно злоупотреблять. Следовательно, противоположное этому благу зло может и обнаруживаться в мудром, и причинять ему умеренное страдание. Во-вторых, потому, что хотя добродетельный и может жить без совершения смертных грехов, тем не менее, никто не может вообще не грешить, согласно сказанному [в Писании]: «Если говорим, что не имеем греха, – обманываем самих себя» (1 Ин. 1:8). В-третьих, потому что хотя добродетельный человек актуально может и не пребывать в состоянии греховности, такое его состояние вполне возможно в прошлом. И если он страдает от совершенного [в прошлом] греха, то это весьма похвально, согласно сказанному: «Печаль ради Бога производит покаяние ко спасению» (2 Кор. 7:10). В-четвертых, потому, что он может испытывать достойное похвалы страдание из-за греха другого. Следовательно, страдание совместимо с нравственной добродетелью точно так же, как и другие страсти, когда они умерены разумом.