Сумрачная дама

Оба снова замолчали. Мюльман встал и прошелся по складам, осторожно трогая каждую из полудюжины стоящих у стены картин в рамах.

После того, как Эдит убедилась, что не расплачется, она присоединилась к нему.

Он не спускал глаз с картин.

– Вы делаете хорошую работу, Эдит. Важную работу. За все, что вы сделали для Рейха, вас ждет щедрая награда.

«Если бы он только знал», – подумала она.

– У меня нет желания привлечь внимание, – быстро ответила Эдит, поднимая руку. – Я не хочу, чтобы меня кто-то заметил. Все, чего я хочу, – это вернуться в Мюнхен.

Эдит увидела, что лицо Мюльмана помрачнело.

– Порой я тоже так думаю, – сказал он так тихо, что она едва его расслышала. Мюльман прошелся вдоль нагруженных дорогим фарфором и бронзовыми статуэтками полок. – Мне… Мне начинает казаться, что я застрял в самой середине чего-то куда крупнее меня, в центре шторма столь же огромного, сколь разрушительного. До войны у меня была совсем другая жизнь. Мой отец хотел, чтобы я стал юристом. – Он горько рассмеялся. – Но я настоял на том, чтобы работать с прекрасными произведениями искусства, забытыми и недооцененными работами прошедших веков. – Он покачал головой. – Я – всего лишь историк искусств. Вы – реставратор. Нам совершенно не место среди всех этих смертей и разрушений. Но вот мы здесь, и что мы можем поделать? Ничего. Если мы хотим выжить, мы должны выполнять приказы.

Слушая, как Кай выражает словами то, о чем она думает с тех самых пор, как два года назад в Мюнхене получила повестку, Эдит согласно кивала.

– Моя единственная надежда – что вы прибыли, чтобы сообщить мне, что меня заменяют кем-то более квалифицированным и отправляют в Мюнхен. – Эдит попыталась прикрыть беспокойство шуткой.

– Такого человека будет трудно найти, – сказал Кай и снова посмотрел на нее. Эдит увидела, как улыбка его исчезла. – Что же. Похоже, вы опять оказались незаменимым человеком. И мне, пожалуй, пора перейти к делу и рассказать, зачем я здесь, Эдит.

Эдит замерла. Что знает о ней Мюльман? Что станется с ней, если он все-таки прознал о ее списках?

Она хотела поискать на его лице проблеск понимания, но Мюльман отвернулся от нее и продолжил ходить вдоль сложенных на полках вещей.

– Рейхмаршал Герман Геринг, с которым я в последние несколько лет поддерживаю тесную связь, приказал мне вернуться в Польшу. Он хочет, чтобы назад в Германию я приехал с рядом ценных картин, которые он желает заполучить для новой картинной галереи Фюрера.

– «Дама с горностаем» да Винчи, – проговорила Эдит.

Когда Мюльман повернулся к ней, в уголке его губ почти появилась маленькая улыбка.

– Да, – ответил он, – это одна из них.

Эдит покачала головой.

– Для этого придется вырвать ее из лап Ганса Франка. Он одержим этой картиной. Это будет нелегко.

– Я и не думаю, что это будет легко, – сказал Мюльман, – но сейчас есть более важные проблемы. Гитлер собрал еще войска, чтобы сдерживать русских. Как вы уже успели убедиться, русские опасны. Геринг опасается за безопасность этих бесценных работ в Кракове. Мы слишком близко к границе. Наши нацистские офицеры тут больше не в безопасности. И картины тоже.

Эдит задумалась, значит ли это, что и она – как и все в поместье – тоже в опасности?

Мюльман продолжил:

– В прошлый раз я утешил Геринга портретом руки Антуана Ватто. Геринг был в ярости, узнав, что «Дама» осталась тут, в Польше. На то, чтобы его успокоить, ушло несколько недель. На сей раз Геринг дал приказ, и у меня нет выбора. – Мюльман пожал плечами. – Я должен забрать «Даму с горностаем», а также «Портрет молодого человека» Рафаэля и «Пейзаж с добрым самаритянином».

«Великая тройка», – подумала Эдит.

– Я лично отвезу их из Кракова в Берлин, – сказал он, и тут Эдит поняла, почему Мюльман был похож на приведение.

– И вы хотите, чтобы я поехала с вами, – произнесла Эдит, пытаясь скрыть недовольство.

Кай помрачнел.

– Боюсь, моя дорогая, что на этот раз это невозможно. Вам передано другое назначение.

Эдит почувствовала, что грудь ее наполняется ужасом.

– Пожалуйста, не надо больше плохих новостей, – выдавила наконец она почти шепотом.

Мюльман покачал головой. На потолке над ними резко замигала лампочка.

– Губернатор Франк, – сказал он, – потребовал, чтобы вы остались в Польше. Он не хочет, чтобы вы возвращались с картинами в Германию. Вы… Вы были частью сделки.

Эдит быстро заморгала, силясь понять, что ей сейчас было сказано. Ее обменяли на несколько ценных произведений искусства и заставили остаться со страшным, опасным человеком. Человеком, которого она считала ответственным за смерть Генриха.

– Вы заключили сделку? – спросила она, и сердце ее одеревенело.

– Обмен, – сказал Мюльман. – Я сейчас везу в Берлин всего несколько картин. Многие другие остаются в Вавеле. И Франк… Он хочет, чтобы вы вошли в число его личного искусствоведческого подразделения.

Эдит резко вдохнула:

– Я… Я должна остаться с ними?