Сумрачные грёзы

В комнате с коллекцией пахло расплавленным винилом. Приторная вонь въедалась в стены и проникала сквозь двери так легко, словно их и вовсе не существовало.

Иннокентий бродил по помещению, осматривая свои шкафы с различными пластинками, и постоянно морщился, отчаянно бормоча проклятья себе под нос. Сколько раз он ни проветривал дом, но запах никуда не уходил. Еще утром его не было, а теперь буквально все насквозь пропиталось этой отвратительной вонью. Словно пластинки плавились от неведомого жара в своих конвертах.

Как это ни прискорбно было осознавать Лисицыну, но ему предстояла длинная и тяжелая ночь. От мыслей спокойно выспаться пришлось отказаться: он опасался, что во сне шепоты вновь завладеют его сознанием. Идея уйти на ночь из дома тоже была отвергнута, ведь, как выяснилось, голоса уже проникли в разум Иннокентия и были с ним повсюду. И все, что оставалось, измученному мужчине, это бодрствование.

Он скользил пальцами по ровным рядам пластинок, аккуратно расставленных на полках, а сердце его сжималось от горькой тоски по Брамсу, которого больше не было рядом. Сейчас Иннокентий чувствовал бы себя куда увереннее и бесстрастнее, если бы любимый пес был рядом и по-прежнему охранял его. Но теперь спасти мужчину от одиночества могла лишь музыка.

Он ловко вытащил пластинку: «Моцарт. Сонаты для фортепиано». Нужно было как-то расслабиться, чуть отвлечься от всего происходящего, но в тоже время не впасть в дремоту. И вряд ли что-нибудь могло лучше подойти для такого случая.

Опустившись в продавленное кресло и запустив проигрыватель, Иннокентий на мгновение по привычке похлопал по коленям, приглашая Брамса запрыгнуть на них. И лишь через секунду жгучая боль пронзила сердце немолодого Лисицына, ведь никто не откликнулся на его жест. Никто и не мог больше это сделать.

Легкая музыка поплыла по комнате, наполняя помещение нежным звучанием. Иннокентий прикрыл глаза, концентрируясь на мелодии. Он понимал, что если даст слабину и заснет этой ночью, то духи вновь попытаются овладеть его разумом. Нужно было всеми силами бороться с призраками и обязательно продержаться до утра. Судя по всему, днем обитатели пустой пластинки были не так активны, хоть все равно и продолжали вторгаться в жизнь Лисицына. Но все же именно ночью, когда слабое человеческое тело, пребывающее в сновидениях, оставалось без защиты, шепоты с легкость делали из него марионетку.

Музыка вдруг поплыла. Словно пластинка начала плавиться от жара, а вместе с ней плавилась и мелодия, растягивая звуки и искажая их.

Иннокентий Петрович встрепенулся и взглянул на проигрыватель. С ним все было в порядке – винил мерно крутился вокруг оси, а игла скользила по канавкам. Но музыка изменилась до неузнаваемости, уже совсем не походя на Моцарта. Лисицын раздраженно остановил проигрывание, резким движением нажав на кнопку.

Пластинка остановилась, а изуродованная мелодия нет.

– Проклятье! – Иннокентий уже догадывался, что это было делом рук шепотов. – Это опять вы? Что вам еще нужно?! Вы уже убили моего пса, а теперь хотите приняться и за меня?

– Ты сам убил своего пса… – сразу же откликнулся тихий женский голос.

– Ты сам захотел услышать нас…

– Я уже говорил, что никогда не хотел слышать вас! Я хотел послушать музыку, а не ваши голоса, – выкрикнул Лисицын в пустоту.

– Мы и есть музыка. Мы – симфония шепотов.

– Вы просто пытаетесь заговорить меня, чтобы опять вывернуть мой мозг наизнанку и сделать своей послушной куклой! Я не буду больше вас слушать! Я не хочу слушать шепоты.

Иннокентий заткнул уши, отсекая от себя любые звуки. За глубоким пологом тишины не было ничего слышно, и мужчина понемногу расслабился. Зажмурив глаза и закрыв уши, он почти четверть часа без движения просидел в кресле, отсчитывая про себя минуты.

Ха! Как просто все, оказывается, решалось – если ты не можешь слышать шепоты, то они становятся бессильны.

Наконец, по прошествии пятнадцати минут, Лисицын осторожно опустил руки и прислушался. В комнате стояла тишина: музыка больше не играла, голосов не было слышно, и только где-то далеко за окном лаял дворовый пес.

С самодовольной улыбкой Иннокентий Петрович подошел к одному из шкафов и принялся выбирать новую пластинку. Видимо, шепоты успокоились на какое-то время, а сидеть в напряженном молчании Лисицыну не хотелось. Достав с верхней полки пластинку Pink Floyd, он скорее запустил проигрыватель и вернулся в кресло.

Однако долго наслаждаться музыкой у Иннокентия не получилось. После первых же минут прослушивания сквозь звуки стали прорывать шепоты и шорохи, которые только нарастали и нарастали, пока полностью не захватили всю мелодию. И музыка прекратилась – голоса заменили ее, заговорив в своем привычном темпе: десятки шепотов одновременно наполнили пространство, и каждый из них говорил о чем-то своем.

– Брак, брак, разбитая, нормальная, брак…

– Это же невозможно! Это просто невозможно!