Сумрачный дар

– Вы слишком любопытны, мой светлый шер. – Бастерхази на миг закаменел лицом: он что, всерьез рассчитывал, что Темнейший не похвастался Светлейшему (скверно ругаясь и грозя сделать из дубины зубочистки) прытью ученика? Смешно. – Почему вас не прозвали Длинным Носом?

Дайм пожал плечами.

– Нет, что ты, я не настаиваю. В конце концов, тебе почти сто лет, да и кости плохо срослись. Тебе не нужны услуги целителя? По старому знакомству возьму недорого.

– Наглый недопесок, – ласково отозвался Бастерхази. – Тебе папенька не говорил, что пьянство – зло? С тебя будет признание Шуалейды темной.

– Темной? – Дайм подставил ладонь дождю, принюхался к набранной воде, отпил и мечтательно прикрыл глаза: напитанная стихийной силой вода пьянила лучше самого крепкого бренди. – Аномалия… чудо как хороша. – И, обернувшись к Бастерхази: – Мне еще шкура дорога, врать Конвенту. Сумеречная, но со склонностью к тьме. Вероятность… – он еще раз попробовал дождь на вкус, просто поймав капли ртом, – восемь из десяти, и только из почтения к твоим сединам.

– Идет!

Бастерхази протянул руку ладонью вверх, Дайм ударил – и пари засвидетельствовали очередной раскат грома и порыв шквала. Буря усиливалась, и даже привычный ко всему Шутник начинал недовольно фыркать и ускорять бег.

– Где эта шисова деревня?! – пророкотал Бастерхази, разгоняя порывом горячего ветра дождь на несколько десятков сажен. Бесполезно: показались лишь те же оливы и те же мокрые плиты тракта.

– Не горячитесь, мой темный шер. Две минуты – и будет таверна!

Дайм сжал бока жеребца, пуская его в галоп. Бастерхази позади удивленно присвистнул: три с половиной лиги в час? Столько делает призовой аштунец на скачках, свежий и с легким жокеем, а не вымотанный дневной гонкой, да по бурлящему горной рекой тракту! А Дайм усмехнулся про себя: темный принял нужную ставку, а спрашивать про коня уже поздно. И слава Свету!

Глава 12

О добрых делах, которые не остаются безнаказанными

И была в каждом Драконе суть Сестры и суть Брата, Свет и Тьма, Жизнь и Смерть. Но не поровну досталось детям от родителей: Красный, Оранжевый и Лиловый Драконы больше походили на отца, а Синий, Голубой и Зеленый – на мать. Только Золотой Дракон унаследовал поровну от Хисса и Райны, и сутью его стало равновесие Сумрака.

Катрены Двуединства

16 день пыльника, через 3 дня после битвы в Олойском ущелье

Тавосса, городок к западу от Кардалоны

Шуалейда

Жаркое пахло старой мертвечиной.

Шуалейда отбросила вилку и выскочила из-за стола, прижимая салфетку ко рту. Подбежала к распахнутому в сумерки окну, вдохнула предгрозовую влажность, пропитанную сладостью жасмина пополам с гноем, – и желудок скрутило спазмами.

Тут же в запертую дверь ударил тяжелый кулак.

– Что случилось? Тебе нехорошо? – Медный подергал дверь. – Открой!

– Ничего, – выдавила Шу. – Оставь меня. Пожалуйста.

– Может быть, принести тебе воды?..

– Нет! – крикнула Шу и снова закашлялась. – Я ничего не хочу. Доброй ночи, Фортунато. Я буду спать.

Несколько мгновений висела тишина, лишь за окном шелестел сад и где-то далеко рокотал гром.

– Добрых снов, Шу, – в тон грому пророкотал Медный и ушел.

Шу вернулась к столу, оглядела фрукты, пирожные, паштет, – и снова к горлу подкатила тошнота. Поварские изыски воняли ненавистью, в точности как слуги и домочадцы гостеприимного шера, как сам шер, в доме которого остановился Медный.

Шу не понимала – почему? Разве она сделала что-то плохое? Разве она виновата в том, что она – сумрачная, а не светлая? Почему газеты пишут про нее гадости?

Перед глазами вновь замелькали заголовки: «Ману Одноглазый возвращается?», «Кронпринц выражает соболезнования», «Совет министров обеспокоен темным влиянием на дофина». Фортунато почти успел убрать с ее глаз газеты. Он переживает за нее. Он верит в нее. Он ничего не может сделать – только убить ее. Из милосердия.

Живот свело голодной судорогой. Схватив кувшин с водой, Шу задержала дыхание и припала к горлышку. Вода лилась на руки, на платье, но не глоталась. Горло снова сжимал спазм. Проклятье! Если бы ей налили вместо воды ужаса и боли… Если бы она посмела их съесть – просто взять то, что плещется вокруг, само…

Она закашлялась от ударившей в нос гнилостной вони и швырнула кувшин в стену. Осколки осыпали ковер, за дверью послышалось нервное шуршанье – но лакеи не решились сунуться в логово к ужасной сумасшедшей колдунье, хиссову отродью.

Трусы. Лицемеры! Если бы зурги прошли ущелье и начали грабить долину, вы бы не требовали защиты у Конвента? Вы бы сказали темному шеру Бастерхази «пойдите вон, мерзостное порождение Ургаша, мы сами защитим свои дома и своих жен»? Ненавижу!