Средних лет русоволосый шер, одетый в строгий коричневый сюртук с бархатными отворотами, радушно улыбнулся Дайму. Улыбались и губы, и все скуластое лицо, и пронзительные карие глаза. От этой улыбки Дайма окутало теплом и покоем, словно он вдруг вернулся домой. Тепло это, окрашенное в лиловые цвета менталистики, обволакивало, проникало внутрь. Дайм не сопротивлялся. Бессмысленно мешать главе Конвента, раз он хочет знать, что творится в голове гостя.
– Здравствуй, Дамиен. Рад встрече с тобой.
– Здравствуйте, светлейший шер.
Дайм поклонился, с трудом преодолевая головокружение.
– Ты прямо с дороги. Ох уж эти военные. – Светлейший шер Парьен покачал головой. – Присаживайся сюда, к огню.
С видом заботливого дядюшки он усадил Дайма, устроился напротив и щелкнул пальцами. Тут же рядом образовался столик, сервированный к чаю: пирожные и тарталетки, конфеты и ароматные булочки, чайники и чашечки тонкого фарфора. В животе у Дайма забурчало, напоминая о давно миновавшем обеде.
Светлейший, казалось, обрадовался его смущению.
– И не покормили ребенка… Прошу к столу. – От улыбки Светлейшего растаяли бы льды Закрайней Ночи. – Соленые фисташки, мои любимые. Рекомендую.
Отправив в рот орешек, Светлейший принялся командовать посудой. Повинуясь магическим нитям, затанцевали чайники с чашками, наполняя комнату запахом цуаньского чая.
– Кушай, мальчик, не стесняйся. А я пока расскажу тебе кое-что. Эти вояки, от них слова не дождешься.
Дайм, проглотив тарталетку с паштетом, попытался ответить, но Парьен махнул рукой.
– Молчи и ешь. Вот, попробуй апельсиновый чай. Мой личный рецепт. – Заговорщицки подмигнув, он направил к Дайму еще один чайничек, благоухающий травами и цитрусом. – Вкусно? То-то же.
Попивая чай, светлейший шер рассказывал Дайму всякие разности, словно к нему в гости зашел любимый племянник, которого следует немедленно заманить в ученики. Говорил о магии, о политике, о столичной жизни – обо всем на свете, кроме того, что интересовало Дайма. Но он готов был ждать, пока Парьен читает лекцию о стихиях.
– …Зеленый – единственный, недоступный людям. Все потомки ире владеют магией природы, но остальные стихии им неподвластны. Зеленый Дракон знал, что делал, когда запрещал своим потомкам браки с шерами иных стихий, ире единственные на суше сохранили Драконью кровь неразбавленной, – неторопливо рассказывал Парьен.
Все это Дайм и так знал, и наверняка Светлейший знал, что Дайм знает. А значит, стоит держать язык за зубами и внимательно слушать. Наверняка Светлейший говорит все это не потому, что обожает повторять азы необразованным мальчишкам.
– Отчасти из-за браков с бездарными истинных шеров становится все меньше, – продолжал Парьен, попивая цитрусовый чай и словно бы не замечая сидящего напротив Дайма. – Но, даже учитывая такие браки, магия истощается слишком быстро. По расчетам, сейчас двое из трех урожденных шеров должны бы иметь латентный дар, каждый третий – дар третьей нижней категории, каждый десятый – третьей полной, каждый пятидесятый – второй и каждый сотый – первой. На деле же обладает искрой дара лишь один из восьми, продолжительность жизни шеров стремительно падает. Таким темпом лет через пятьсот в империи не останется Драконьей крови. Конвент занимается исследованиями проблемы, но пока результаты не обнадеживают.
Вот это уже было намного интереснее. Наставник упоминал, что шеров рождается все меньше, но как-то в общем, без цифр и прогнозов. Как подозревал Дайм, цифры и прогнозы не предназначались для широкой публики. А значит – его собственное появление в столице связано… с чем-то таким… Мелькнувшая у Дайма мысль о возможной связи исчезновения дара у шеров и бесчисленными любовницами и бастардами императора показалась слишком бредовой, чтобы обдумывать ее всерьез.
– Но вернемся к спектрам, мой мальчик…
Парьен снова рассказывал давно известные вещи, но Дайм слушал с интересом. Его наставник по большей части ограничивался теорией, а глава Конвента показывал живые картинки. Он поместил над столом фигурку человека, окутанную разноцветными оболочками: изнутри белой, сиреневой и дальше по цветам радуги, а снаружи черной. Светлейший гасил или делал ярче некоторые из оболочек, объясняя, как проявляется драконья кровь. Особенно интересно магистр Парьен объяснял, чем отличаются светлые, темные и сумрачные шеры. До сих пор Дайм считал, что сумрачные – легенда. Но Парьен утверждал, что они хоть и редко, но встречаются, каждый раз ставя в тупик теоретиков Магадемии: сумрачный дар так же непредсказуем и ненормален, как сами сумрачные шеры. Но откровением для Дайма стали другие слова Парьена:
– …у светлых и темных нет выбора? Ерунда. Врожденная склонность чрезвычайно сильна и почти непреодолима. Но в любом темном есть хоть отблеск Света, как и в любом светлом крупица Тьмы. Ману Одноглазый, хоть и еретик, был прав: два лика божества, Тьма и Свет не могут существовать отдельно. Мы, их дети, изначально находимся между ними. И путь к свободе от предопределенности есть для каждого, хоть и далеко не каждый может его пройти.