Рональд еле успел поймать материализовавшийся перед ним мешочек весом в двести пятьдесят империалов – а неплохо платит Конвент! Да и вообще это первые вменяемые деньги, которые попали ему в руки за последние полвека. Однако рано расслабляться! Нельзя показать Пауку своей радости.
– Благодарю, Светлейший, – склонил голову Рональд. – Но…
Опустив мешочек в карман, Рональд кинул отчаянный и растерянный взгляд на Паука: пусть думает, что ученик не подготовился к такой удаче и покидает его голым и босым.
– Никаких «но». – Паук смерил Рональда непроницаемым взглядом. – Надеюсь, мне не придется пожалеть о своем доверии.
– Никогда, Учитель.
Рональд поклонился, прижимая рукой к сердцу спасенное из лап Паука сокровище. Все прочее не стоит и динга – пусть Паук подавится ношеными подштанниками и учебниками для первокурсников Магадемии.
Локтя Рональда коснулись затянутые в лайковую перчатку пальцы: ублюдок незаметно оказался рядом.
– Нам пора, мой темный шер, экипаж ждет.
В последний раз поклонившись магистрам Конвента, Рональд покинул зал вслед за Дюбрайном. Пожалуй, он готов был наплевать на зависть, недоверие, даже на благостную улыбочку и модный сюртук – ублюдок нравился ему тем больше, чем меньше лез с разговорами и чем дальше они отъезжали от Метрополии. Особенно Рональду пришлось по душе предложение оставить коляску с багажом плестись позади и добраться до Валанты верхом – ибо служба не терпит промедления.
И лишь на рассвете третьего дня пути, когда приграничная таверна с валантским единорогом на вывеске осталась позади, Рональд позволил себе поверить, что теперь все будет иначе. Перед ним лежала новая страна, новая жизнь – и путь к свободе.
Глава 24
О красавицах и чудовищах
– Почему ты пошел в ученики к Темнейшему, если он такое чудовище? – На самом деле Шу хотелось спросить о другом, но ей чуть ли не впервые в жизни было неловко.
Она впервые осталась наедине с мужчиной, и не с Энрике, который ей как старший брат, а с Роне – опасным, манящим, пугающим темным шером. И он ни слова не сказал об их встрече в Тавоссе. О том, что же там случилось на самом деле. Вдруг его поцелуи ей только приснились? И теперь она не знала, как спросить. То есть… она могла бы взять и спросить прямо: ты целовал меня, Роне, или нет? Только почему-то не могла. И поэтому старалась не смотреть на него – хотя чувствовала его присутствие всей кожей, всей сутью, и даже если бы захотела – не смогла бы не чувствовать. Слишком он был другим. Темным. Горячим. И когда он рассказывал о Пауке – она чувствовала его боль и ненависть. Нет, не просто чувствовала! Он отдавал ей свои эмоции, делился ими щедро и безоглядно, и ему нравилось то, что она их брала.
Сегодня ненависть и боль были совсем иными на вкус, чем после бойни в Олойском ущелье. Без привкуса гнили и разложения, лишь острота и пряность, густая, вкусная…
И кто здесь, спрашивается, чудовище, употребляющее чужую боль на десерт?
– Паук не чудовище, – пожал плечами Роне и с едва уловимой понимающей улыбкой глянул на Шу. – По крайней мере, не большее чудовище, чем моя бабка или Светлейший.
«Не больше, чем я или ты», – мог бы сказать он, но деликатно промолчал.
И правильно. Нельзя сравнивать! Роне – не такой, как Паук. Роне не мучил и не убивал своих учеников… наверное…
В замешательстве и смущении Шу сжала коленями бока химеры, и та замедлила бег по прибрежным скалам.
– Ты считаешь его… нормальным?
Темный тоже придержал свою химеру, даже остановил ее на вершине скалы, рядом с искривленным, нависающим над обрывом можжевельником. И обернулся к Шу.
– Насколько нормальным может быть темный шер-зеро. Он давно уже не человек, и мерить его мерками людей – глупо, недальновидно и попросту опасно. Я сделаю все, чтобы не зависеть от Паука снова, и предпочту находиться от него как можно дальше. – Роне улыбнулся одними губами, пристально глядя ей в глаза. – Но Паук не чудовище. Он всего лишь хочет избежать вечности в Ургаше. Как и все мы.
Шу остановилась напротив, ласково погладила химеру по гриве – не отрывая взгляда от глаз темного и почти ощущая ладонью его волосы… Ширхаб, о чем она опять думает! И зачем смотрит на его губы? Хватит, надо собраться… сосредоточиться на важном. Когда еще выпадет шанс поговорить с темным шером откровенно?
– Ты опять об этом. Почему вечность в Ургаше? И почему вы, темные, так боитесь собственного прародителя? Я не понимаю.
– Понимаешь. Ты заглядывала в Бездну. Олойское ущелье. Ты знаешь, что это такое. Разве ты бы хотела после смерти оказаться там?
– Я не верю в страшные сказки. – Шу невольно передернулась и нахмурилась, не желая вспоминать тот ужас. – Двуединые не могли обречь своих детей на Бездну, неважно, светлых или темных!
– Ты не хочешь проверять на себе.