…множественные смерти светлых шеров явились результатом невежества и истерии. Трактат Ману «О свободе», содержащий весьма спорные идеи, послужил катализатором возмущения и рецептом чуда. Впавшие в панику темные шеры ничего в нем не поняли и попытались использовать неточные формулы без малейшей попытки вникнуть в их суть. И вот закономерный итог. Темные шеры шантажом и пытками принуждали светлых шеров к ритуалу и обвиняли в неудаче кого угодно, кроме самих себя…
Зря Дайм надеялся, что хотя бы возвращение в Метрополию будет спокойным. После дипломатических танцев с Бастерхази и Аномалией ему как никогда требовалось хоть несколько дней тишины. Просто подумать. Без давления, искушений и прочего, на что темные шеры такие мастера.
Особенно на искушения. Корона Валанты — шис бы с ней, Дайм никогда не хотел взваливать на себя такую ответственность и готов был примириться с ней только ради Ристаны. Но вот свобода… Горячечный шепот Бастерхази уже третьи сутки преследовал его: свобода, мой светлый шер, свобода!
О да. Ни шисом драной печати, ни придурковатых аристократов или взбесившейся нечисти, ни отчетов для совета Семи Корон, которые надо было сделать еще вчера. Люби кого хочешь, делай что хочешь. Так просто поверить, не правда ли? Если забыть, что Бастерхази — темный. И что сам Дайм понятия не имеет, как жить иначе, без взбесившихся аристократов и придурковатой нечисти, без дипломатических танцев и шпионских ухищрений. Сказать по чести, он и любить-то не умеет. Последняя встреча с Ристаной тому подтверждение.
Очень короткая встреча, к которой он и не стремился. Но раз уж Ристана дала себе труд встретить его прямо у дверей королевского кабинета…
Его величеству Тодору Дайм сказал чистую правду: Шуалейда — сумрачная шера, дар ее нестабилен, и рассматривать ее сейчас в качестве будущей королевы может только крайне неосмотрительный человек, читай, полный идиот. Да и Конвент наверняка запретит ей наследовать, так что его высочество Люкрес, женившись на ней, получит лишь массу проблем и никакого профита. Ристана же в королевы не годится хотя бы потому, что не сможет разумно распорядиться главным богатством Валанты, сумрачным даром собственной сестры.
Да, Дайм тоже виноват в том, что не сумел вовремя понять всей серьезности ситуации и не убедил Ристану отнестись иначе к брату и сестре. Сейчас уже поздно. Что-то изменить может только серьезное ментальное вмешательство, запрещенное законом. Нарушать закон Дайм не собирается, но если его величество Тодор получит официальное разрешение от Конвента — то Дайм, несомненно, сделает все необходимое. Правда, психика Ристаны все равно может пострадать, ведь ненависть давно уже стала одной из основ ее личности.
— Я не готов рисковать душевным здоровьем моей дочери, — хмуро отказался Тодор.
Король Валанты за тот неполный месяц, что прошел с предложения обсудить брак Люкреса и Шуалейды, очень сдал. Окончательно поседел, усох, некогда ярко-синие глаза выцвели. Жаль. Невероятно жаль. Самый приличный из ныне правящих королей.
— Вы правы, ваше величество. И всегда были правы, следующим королем Валанты должен стать ваш сын, Каетано.
— Вы так резко сменили курс, мой светлый шер. Вас больше не привлекает корона Валанты? — Доверия словам Дайма в тоне Тодора не было ни на ломаный динг.
— Будем откровенны, ваше величество. Корона не привлекала меня никогда. При других обстоятельствах я бы, возможно, стал консортом Ристаны — но не более. Слишком большая ответственность. Я бы с большей радостью увез ее высочество в Метрополию, но, — Дайм с искренним сожалением пожал плечами, — она этого не желает. Стать маркизой Дюбрайн — для нее слишком мало.
— Мне жаль, мой светлый шер. Возможно, вы могли бы сделать ее счастливой.
— Не смог бы. Мне тоже жаль, ваше величество. И жаль, что вам пришлось так волноваться из-за судьбы вашей второй дочери. Поверьте, ее никто не собирается принуждать. Мой августейший брат желает брака только по любви и собирается ухаживать за ее высочеством Шуалейдой.