Светлейший лишь хмыкнул и захрустел следующими орешками. А упавшие на пол фолианты зашелестели страницами и взмыли в воздух. Пять ястребов, поблескивая лиловым оперением, закружили под потолком. Мгновенье, и твердые клювы нацелились на Дайма…
Инстинктивно Дайм вскинул руки, даже не успев подумать — чем же он собирается отражать атаку. Хотя нет, он уже знал! Лиловое оперение — значит, ментальная магия. Иллюзия!
Пять снежков — остро белых, твердых и холодных — образовались в ладонях. Воспоминание, всего лишь воспоминание о последнем снежном бое с братом…
Ни один из ястребов не успел долететь. Касание, вспышка — и, трепеща страницами, книга падает на пол. Одна, вторая… Но не успел пятый фолиант коснуться ковра, как сквозь распахнувшееся окно в гостиную влетел снежный вихрь. Закружился, обжег, тысячью лезвий рассек незащищенную кожу рук и лица, располосовал одежду, выморозил дыхание. Струйки крови из ран тут же застыли сосульками, ресницы покрылись инеем и слиплись.
Дайм не успел ровным счетом ничего, даже удивиться: так нечестно! У него не было ни единого шанса! Зачем?!.. Глупость какая, замораживать его посреди гостиной…
Он уже не чувствовал ни рук, ни ног, лишь проникающий все глубже лед — к самому сердцу. И не мог ничего сделать, даже вдохнуть замерзший воздух. В голове не осталось ни одной мысли, только боль и страх, и на самом донышке упрямство. Он — не бабочка, чтобы бессмысленно сдохнуть! Он — светлый шер, а не насекомое, и Светлой Райне есть до него дело!..
На миг ему показалось, что кто-то ласково погладил его по голове — кто-то огромный, похожий на сгусток мрака… Смерть? За ним пришел Темный Хисс? Нет, не может быть, он же светлый шер, он принадлежит Светлой Райне! Ему просто показалось!
Последними крохами ускользающего сознания он устремился вверх, к свету. Он сам словно превратился в стрелу, пробил тучи, почти добрался до солнца… и иссяк. Боль, холод и тьма почти поглотили его, когда Светлая Райна ответила. Тонким, как паутинка, лучом, ослепительным и горячим. Прямо в сердце.
Он очнулся на полу, в луже растаявшего льда и собственной крови, каждая мышца, каждая кость болели, словно его растоптал и исхлестал ядовитым хвостом бешеный мантикор. Последние осколки льда все еще таяли где-то внутри, даже дыхание отзывалось вспышками боли. Но думать боль не мешала. Скорее наоборот.
Дайм как никогда ясно понимал, что ошибся. В самом главном. Он решил, что его не станут убивать, потому что он нужен — императору или Светлейшему, не суть. Что испытание будет похоже на домашний экзамен, когда ему не грозило ничего страшнее выговора от наставника и укоризненного взгляда матушки.
Он ошибся всего один раз, но этого раза достаточно. Больше он не ошибется.
Теперь он четко понимает, что его жизнь и благополучие зависят только от него самого. Что он сможет взять силой ли, хитростью, как угодно — то и его, и ничего сверх. Ни Светлейший, ни император не станут заботиться о нем. Следует забыть все, чему учила его матушка. Ее мягкость и доброта не помогли ей. Тринадцать лет она пряталась в глуши, не смела показаться людям на глаза — и все равно император забрал то, что считал своим.
Так какого шиса Дайму повторять ее ошибки? Нет уж.
Стиснув зубы, Дайм поднялся с пола. Дар по-прежнему окутывал его привычными лилово-голубыми потоками, только теперь сила не плескалась ласковыми волнами, а ограждала упругим коконом, и к жемчужному мерцанию света добавилось что-то еще, неуловимое и непривычное, но правильное. Что-то, что давало свету опору.
— Садись. — Светлейший невозмутимо указал на второе кресло.
Наплевав на боль, Дайм подошел и сел. Не на краешек, как подобает робкому просителю, а уверенно и безбоязненно. В глаза Светлейшему он посмотрел так же. Ему надоело бояться. Если Светлейший приготовил ему новые испытания — что ж, страх Дайма не заставит его передумать. Если же Светлейший решил, что из Дайма получится еще один голем лейб-гвардии — бояться тем более не имеет смысла. Страх помешает Дайму драться, а драться он будет. Потому что лучше умереть, чем потерять волю и разум. Тем более умирать не так уж страшно, теперь он знает это точно.
Светлейший чему-то мимолетно усмехнулся и кивнул. Читает его мысли? Да на здоровье. Скрывать Дайму тоже нечего.
— Пей.
На столе перед ним материализовалась большая кружка с молоком. Взяв ее в обе руки, Дайм принюхался. Ничего, кроме молока.
— Думаешь, отравлю? Не доверяешь?
— Нет. Не доверяю.
— Логично, — снова кивнул Светлейший.
Теплое молоко показалось горьким и соленым, как кровь с пораненных губ. Но он выпил. И вторую кружку тоже — регенерация требует питания, а не глупой гордости.
— Еще?
— Нет, благодарю. А вы? Узнали все, что хотели?
— Пока не все. — Светлейший покачал головой. — Наставник не учил тебя боевой магии?
— Нет.
— И трактат о взаимозаменяемости не давал. Старый нытик. Но хоть «О сущности идеального и материального»?
— Я читал Палона, у нас в библиотеке все его сочинения.