Сумрачный дар

В последний раз поклонившись магистрам Конвента, Рональд покинул зал вслед за Дюбрайном. Пожалуй, он готов был наплевать на зависть, недоверие, даже на благостную улыбочку и модный сюртук — ублюдок нравился ему тем больше, чем меньше лез с разговорами и чем дальше они отъезжали от Метрополии. Особенно Рональду пришлось по душе предложение оставить коляску с багажом плестись позади и добраться до Валанты верхом — ибо служба не терпит промедления.

И лишь на рассвете третьего дня пути, когда приграничная таверна с валантским единорогом на вывеске осталась позади, Рональд позволил себе поверить, что теперь все будет иначе. Перед ним лежала новая страна, новая жизнь — и путь к свободе.

Глава 24 О красавицах и чудовищах

26 день хмеля (здесь и сейчас). Найрисский залив, близ крепости Сойки, Шуалейда шера Суардис.

— Почему ты пошел в ученики к Темнейшему, если он такое чудовище? — На самом деле Шу хотелось спросить о другом, но ей чуть ли не впервые в жизни было неловко.

Она впервые осталась наедине с мужчиной, и не с Энрике, который ей как старший брат, а с Роне — опасным, манящим, пугающим темным шером. И он ни слова не сказал об их встрече в Тавоссе. О том, что же там случилось на самом деле. Вдруг его поцелуи ей только приснились? И теперь она не знала, как спросить. То есть… она могла бы взять и спросить прямо: ты целовал меня, Роне, или нет? Только почему-то не могла. И поэтому старалась не смотреть на него — хотя чувствовала его присутствие всей кожей, всей сутью, и даже если бы захотела — не смогла бы не чувствовать. Слишком он был другим. Темным. Горячим. И когда он рассказывал о Пауке — она чувствовала его боль и ненависть. Нет, не просто чувствовала! Он отдавал ей свои эмоции, делился ими щедро и безоглядно, и ему нравилось то, что она их брала.

Сегодня ненависть и боль были совсем иными на вкус, чем после бойни в Олойском ущелье. Без привкуса гнили и разложения, лишь острота и пряность, густая, вкусная…

И кто здесь, спрашивается, чудовище, употребляющее чужую боль на десерт?

— Паук не чудовище, — пожал плечами Роне и с едва уловимой понимающей улыбкой глянул на Шу. — По крайней мере, не большее чудовище, чем моя бабка или Светлейший.

«Не больше, чем я или ты», — мог бы сказать он, но деликатно промолчал.

И правильно. Нельзя сравнивать! Роне — не такой, как Паук. Роне не мучил и не убивал своих учеников… наверное…

В замешательстве и смущении Шу сжала коленями бока химеры, и та замедлила бег по прибрежным скалам.

— Ты считаешь его… нормальным?

Темный тоже придержал свою химеру, даже остановил ее на вершине скалы, рядом с искривленным, нависающим над обрывом можжевельником. И обернулся к Шу.

— Насколько нормальным может быть темный шер-зеро. Он давно уже не человек, и мерить его мерками людей — глупо, недальновидно и попросту опасно. Я сделаю все, чтобы не зависеть от Паука снова, и предпочту находиться от него как можно дальше. — Роне улыбнулся одними губами, пристально глядя ей в глаза. — Но Паук не чудовище. Он всего лишь хочет избежать вечности в Ургаше. Как и все мы.

Шу остановилась напротив, ласково погладила химеру по гриве — не отрывая взгляда от глаз темного и почти ощущая ладонью его волосы… Ширхаб, о чем она опять думает! И зачем смотрит на его губы? Хватит, надо собраться… сосредоточиться на важном. Когда еще выпадет шанс поговорить с темным шером откровенно?

— Ты опять об этом. Почему вечность в Ургаше? И почему вы, темные, так боитесь собственного прародителя? Я не понимаю.

— Понимаешь. Ты заглядывала в Бездну. Олойское ущелье. Ты знаешь, что это такое. Разве ты бы хотела после смерти оказаться там?

— Я не верю в страшные сказки. — Шу невольно передернулась и нахмурилась, не желая вспоминать тот ужас. — Двуединые не могли обречь своих детей на Бездну, неважно, светлых или темных!

— Ты не хочешь проверять на себе.

Шу опять показалось, что Роне хотел сказать что-то другое… или не хотел, а просто что-то недоговорил. Он очень много недоговаривал — и о Пауке Тхемши, и о собственном прошлом, и о настоящей цели своего расследования. Не то чтобы она всерьез рассчитывала на полную откровенность, но было самую малость обидно. Она же не маленькая, и она — не враг темному шеру Бастерхази.

Хотя и не друг.

А кто? Непонятно. Разобраться бы…

…приснилось ей или не приснилось?..

— Ладно, ты прав, проверять на себе я не хочу, — кивнула она, заставляя себя оторвать взгляд от его губ и посмотреть… да вот хоть на этот кривой можжевельник! Или на торчащий посреди моря скальный остров с руинами маяка. — Но то, что делали темные во времена Ману — не выход. И не работает. Ни один из ритуалов единения не дал нужного результата. Ты же не собираешься устраивать что-то подобное, правда же?