Сумрачный дар

Про кривое дерево и остров она уже забыла. Ведь невежливо смотреть в сторону, когда с кем-то разговариваешь. А она — хорошо воспитанная принцесса… ладно, не очень хорошо, но она старается. Ради Люкреса. Да. И ради Каетано. И с Роне она сейчас разговаривает ради Каетано и Люкреса, а не потому что… не потому что, и точка!

— То, что делали перепуганные идиоты — ни за что. — В глубине глаз Роне сверкнули алые огни, похожие на лавовые разломы, и Шу обдало жаркой волной, словно от настоящей лавы. Правда, вместо запаха раскаленного камня был можжевельник, сандал и что-то древесно-пряное, таинственно-завораживающее. — Не может быть единения без согласия и желания обоих шеров.

Шу на миг стало страшно. Он так сказал о согласии и желании… так посмотрел… и этот охвативший ее жар… Роне — менталист, очень сильный менталист, а она — всего лишь глупая девчонка, почему-то решившая, что ей совершенно ничего не угрожает. С темным-то шером, одержимым свободой!

— Хорошо, что я сумрачная и не гожусь для ритуала, — с некоторым усилием улыбнулась она. — А то я бы сейчас испугалась.

— Бояться меня тебе определенно не стоит, хоть ты как сумрачная шера и годишься минимум для сотни запрещенных и неаппетитных ритуалов. Кстати, твои щиты не выстоят против сильного темного, особенно — менталиста.

Шу передернула плечами, скрывая невольную дрожь. Ну да, она поставила щиты. То есть они сами, стоило ей заподозрить возможную опасность. И ее щиты — хорошие! Энрике вместе с Баль и Каетано не могут ничего с ними сделать! Правда… ну ладно. Ладно. Роне — может. Если уж он способен снести щиты крепости Сойки. И ей надо было подумать об этом до того, как ее понесло на берег с ним вместе.

— Так расскажи мне, как сделать те, которые выстоят, — потребовала она, упрямо выставив подбородок в лучших традициях Суардисов.

Ширхаба с два она признается, что боится! И что собственный страх отдается в теле странной горячей дрожью, так похожей на предвкушение.

— Конечно, расскажу, даже покажу, — подмигнул ей Роне и повернулся к морю: оно сияло на солнце и казалось отражением неба. — А здесь очень красиво. Никогда раньше не забирался так далеко от Найриссы.

Шу очень понадеялась, что Роне не заметил ее облегченного выдоха, и на всякий случай снова погладила химеру. Удивительная зверюга! Скачет по скалам и осыпям, словно по ровному тракту. Почти летит. И Роне…

Она искоса глянула на него — подставившего лицо морскому ветру, мечтательно прикрывшему глаза. Он казался отлитым из кипящей лавы, в темной ауре — как в клубах дыма, и этот его струящийся черно-алый плащ… Зря она считала это вульгарным и пафосным, это — красиво и кажется продолжением его дара! И очень, просто невыносимо хочется дотронуться.

— Хочешь — сделай, — не оборачиваясь, произнес он.

Шу вздрогнула. Она не привыкла, чтобы кто-то так легко читал ее мысли. Да что там, это всегда была ее прерогатива, читать всех как раскрытую книгу!

Но… почему бы нет?

Химера тронулась с места, едва Шу успела подумать — да, хочу. Сейчас. И приблизилась, встала рядом со зверюгой Бастерхази. Так, что Шу коленом коснулась его колена и едва подавила стон: это было похоже на касание к раскаленной лаве, только сладко, безумно сладко. Что с ней творится? Почему?..

— Ты так и не сказал, как зовут твою химеру, — спросила она почему-то хрипло, словно лава обожгла ее своим дыханием.

— Сколопендра, дочь Бурана, — сказал Бастерхази, продолжая рассматривать море. — Но она предпочитает зваться Нинья.

Химера отозвалась тихим довольным ржанием — низким, пробирающим до самых костей — и переступила тонкими ногами, словно ей не терпелось снова пуститься вскачь.

— Они никогда не устают?

— Устают, конечно. Если их долго держать в стойле и не позволять бегать. — Роне ласково потрепал свою зверюгу по ушам. — Они созданы для движения. С Муаре ты можешь добраться отсюда до Метрополии за восемь дней, а то и за пять, если не останавливаться на ночь. Главное, не вздумай спать в седле, а то проснешься где-нибудь в Хмирне или на Туманном острове, если не на Потустороннем континенте.

— Но ведь проснусь? — Шу как завороженная наблюдала за движениями его пальцев, перебирающих искрящуюся на солнце гриву Ниньи.

— Ты — проснешься. Ты нравишься… — Роне обернулся, поймал взгляд Шу и совсем тихо добавил: — Мне.

На миг ей показалось, что сейчас он ее поцелует, и это был очень, очень горячий и сладкий миг. Но вместо этого Роне лишь снял с ее плеча белое перышко и пустил его по ветру.

Словно в ответ на фамильярность с неба послышался птичий крик, через мгновение по лицу Шу мазнуло воздушной волной, а в следующий миг Ветер опять поднялся ввысь.

— Кто-то тебя ревнует. — В голосе Роне явственно слышалась насмешка.

— Чушь! — вскинулась Шу. — Ветер не станет меня ревновать, Ветер знает, что я его люблю.

Роне лишь пожал плечами, мол, как скажешь. Но почему-то Шу показалось, что он имел в виду вовсе не птицу.

— Хочешь посмотреть, как химеры охотятся?

— Конечно хочу! А на кого?