Сумрачный лес

Бедда едва не теряла сознание от усталости, и Хульда, видимо, чувствовала то же самое. Все вдруг показалось ей бессмысленным, хотя они даже не успели рассказать, что случилось с Бульрихом и куда делась Гортензия с остальными. Упомянули только, что ее нет дома, а подробностей никто не спрашивал, потому что история о беседке и так производила странное впечатление.

– Я готов поверить, что вы видели призраков, – зевнув, произнес Квирин Портулак. – Но что могло вызвать такие тяжелые сны? Может быть, Гортензия устроила вечеринку? А вы просто слишком много выпили, ведь на каждого действуют свои скрытые переживания, особенно если их подавлять…

– Вот именно, клянусь лесными опятами! – Его жена Эва вдруг строго посмотрела на Бедду и Хульду. – Я почувствовала, что пахнуло медовухой. Вот сейчас, когда подавала вам чай! А ведь сперва я решила, что это Квирин приложился к бутылочке… Но нет, это все вы, дамы! Вот и рассуждаете тут о туманах да огнях… Гортензия наверняка давно спит, отправилась на теплую встречу с винными духами из собственных погребов!

– А это что?! – Бедда вскочила с кресла так стремительно, что оно опрокинулось. – Я тебе все покажу! Вот, достаточно? Смотри!

Она с силой потянула платье, торопливо расстегивая пуговицы, и ткань треснула, расходясь по шву. Бедда повернулась к собравшимся спиной и с горечью в голосе воскликнула:

– Ну что? По-вашему, это тоже дело рук винного призрака?

Вид багрового отпечатка когтистой руки произвел на всех сильное впечатление. Двое младших детей разрыдались, потому что их мать закричала от ужаса, а отец так резко опустил чашку на стол, что она раскололась на две части. Изенбарты в унисон закричали: «Святые трюфели!», а Юстус, который до этого момента спокойно наблюдал за происходящим с коврика у камина, снова залаял, внося свою лепту в переполох.

– Клянусь мухоморами! – громче всех воскликнул побледневший Гунтрам. – Это уж точно был не квендель!

Теперь никто не взялся бы утверждать, что к таким ужасным синякам мог привести несчастный случай. Подобные кошмарные следы нельзя было объяснить неудачным падением с кровати или даже с лестницы. Ни у одного из известных квенделям животных не было таких лап. След, с невообразимой жестокостью запечатленный на плече Бедды, бесспорно, оставила чья-то рука – огромная, безжалостно хватающая добычу рука с длинными пальцами и острыми когтями. Это порождение кошмара оказалось – да задрожат мирные холмы! – не плодом ее воображения, а живым существом, которое ночью явилось неизвестно откуда в сад и нанесло страшный удар.

Хозяева ошеломленно переглянулись. Теперь и они испугались не на шутку.

Глава седьмая В Черных камышах

Как жутко идти через топь и болото,

Где пустошь туманом клубится,
Для призраков где-то раскрылись ворота,
И кто-то в кустах шевелится,
При каждом шаге бьет родник,
Шипенье раздается вмиг.
Как жутко идти через топь и болото,
И негде от страхов скрыться! [8]

Аннет фон Дросте-Хюльсхофф

Говорят, что самое темное время – перед восходом солнца. Блоди думал об этом, держа за руку отца, который освещал им путь прихваченным в конюшне фонарем. Другую руку Блоди запустил в густую шерсть Траутмана, который покорно бежал рядом с ним.

Фендель Эйхаз держался справа от своих провожатых. Даже первая прогулка в компании не склонила его к излишней разговорчивости; он лишь изредка фыркал или вздыхал, а в остальном шел молча. Они продвигались медленно, и не только из-за непроглядной темноты, но и потому, что быстрее Фендель идти не мог – похоже, у него разболелась рана на голове.

Когда они свернули с улицы, где находился дом Кремплингов, на узкую прибрежную тропинку, река встретила их сыростью. Свет фонаря разгонял тьму на четверть мили вперед, не больше, и пугал маленьких белых бабочек, укрывшихся на ночь в густой луговой траве по другую сторону тропинки. Блоди задрожал от холода и со страхом попытался хоть что-то различить в непроглядной тьме за пределами светового круга. Никогда прежде он не выходил на улицу так поздно, если не считать полуночного гуляния в день зимнего солнцестояния. Но тогда вся Звездчатка была на ногах, и все собирались у больших костров, и ночь звенела бесчисленными голосами, смехом и топотом квенделей.

Они шли вдоль реки по тропинке, которая сливалась с трактом, ведущим из Звездчатки к мосту через реку, а оттуда на юго-восток, к Двенадцати Дубам. До квенделей доносился тихий плеск – это течение играло с цветами на берегу. Позади, на окраине деревни, за высокими стенами остались дома и фермы. Сады здесь не спускались до речных лугов: деревья высаживали за домами или вовсе обходились без них. Хозяева предпочитали возводить здесь крепкие защитные стены, чтобы оградить имущество от близлежащего Сумрачного леса.