Кин взял протянутую женой ярко-красную картонную табличку с надписью: «Не беспокоить! Медиум в трансе», повесил ее на ручку двери снаружи, закрыл дверь и, усевшись на место Аусты, замер, стараясь даже дышать пореже. К тому, что его единственная* [пара оборотня, к которой он испытывает особую привязанность, чаще всего бывает у псов и волков- оборотней, но оборотни могут любить и тех, кто не является их единственными, вступать с ними в брак и иметь детей] — медиум, Кин так до конца и не привык, и, становясь свидетелем Ауистиных трансов, каждый раз почему-то ужасно волновался.
На этот раз волноваться ему пришлось не так уж долго — не прошло и десяти минут, как Ауста открыла глаза и сказала:
— Во-первых, его бросила жена, и, хотя это было почти два года назад, Хундграхт до сих пор от этого не оправился.
— Она была его единственной? — заинтересовался Кин.
— Нет, — покачала головой Ауста, — но они поженились еще студентами, прожили вместе больше двадцати лет и у них двое детей-подростков. Хотя нет — сейчас старшая дочь уже студентка.
— А почему они развелись-то? — спросила Хильга.
— Из-за его постоянных разъездов, насколько я поняла. Во всяком случае, именно так она ему заявила, когда объявляла о своем уходе. Но вообще-то у нее тогда уже был любовник, за которого она почти сразу после развода с Хундграхтом вышла замуж.
— И Хундграхт об этом знал? — уточнила Хильга.
— На момент развода — нет, но потом догадался, — Ауста передернула плечами. — Какая же это всё-таки мерзость: крутить романы, пока муж мотается по стране, расследуя самые опасные преступления! Неудивительно, что он был так подавлен: пусть к тому времени его любовь стала скорее привычной привязанностью, но привязанность эта была довольно сильной.
— Мы, псы, все такие, — тяжело вздохнул Кин.
— Только не вздумай примерять эту ситуацию на себя! — возмутилась Ауста.
— И не думал даже! — воскликнул Кин и тут же вскочил и, встав за спинкой стула, на котором сидела жена, наклонился и крепко ее обнял.
— Так-то лучше! — удовлетворенно улыбнулась Ауста.
— И это всё? Больше ты ничего не увидела? — Хильга была немного разочарована
— ей почему-то казалось, что причина не может быть настолько банальной.
— Нет, не всё, — Ауста покачала головой. — Было еще расследование, в ходе которого подозреваемый погиб.
— По вине Хундграхта? — насторожился Кин.
— Нет, на тот момент преступник уже находился в камере предварительного заключения, и Хундграхта рядом с ним совершенно точно не было. Но по какой-то причине, которую я, увы, так и не смогла разглядеть, он тем не менее винил в произошедшем себя, причем настолько, что это начало сказываться на работе, и его не просто принудительно отправили в отпуск, но и поместили в санаторий, где лечили от депрессии.
— Ого! — поразился Кин.
— Да, видимо, там и правда было что очень серьезное, — покачала головой Хильга,
— Хундграхт — далеко не тонкая чувствительная натура.
— А еще там было какое-то темное пятно, — добавила Ауста.
— Где «там»? — не понял Кин.
— Между моментом, когда подозреваемый погиб, и моментом, когда Хундграхта отправили в санаторий, произошло что-то еще, что-то плохое, и похоже — из области потустороннего, что как-то повлияло на его состояние. Я хотела разглядеть поподробнее, но мне стало так страшно, что я не смогла.
— И правильно! — поддержал жену Кин. — Незачем без необходимости лезть в такое.
А Хильга задумчиво подытожила:
— Значит, причина сменить специализацию у него была. Вот только, сможет ли он после этого нормально работать?
— Поживем — увидим, выбора у нас всё равно нет, — пожал плечами Кин.
Глава 2
Мьюр действительно выбрал назначение в Фокунни потому, что там у него был доставшийся от бабули Фагны домик. Столько светлых и радостных воспоминаний было связано с этим скромным домом! И, конечно, с окружавшим его садом, в котором росли яблони, вишни, груши и сливы. Мьюр вообще-то больше всего любил абрикосы, но для абрикосов в Фокунни было слишком холодно, и выращивать их можно было только под защитой специального магического купола, поддерживавшего нужную температуру. Некоторые так и делали, но бабуля Фагна подобных ухищрений не признавала, сердито именуя их магическими извращениями. Она вообще была довольно консервативной и воспитывала младшего внука, всегда проводившего у нее лето, в духе традиционных ценностей: мужчина должен быть защитником и опорой, а женщина — хранительницей и утешительницей. И Мьюр старался соответствовать, что было не так уж трудно — физически он всегда был достаточно крепким и без особого труда помогал бабуле в саду и в небольшом огородике за домом, таскал тяжести и ловко обращался с любым инструментом, ремонтируя то покосившийся забор, то сломанную табуретку.