Сумрак

Я смотрела, и жар поднимался по моей шее, когда он откинул голову назад, гладя горячей водой свои волосы, пар клубился вокруг его золотистой, влажной кожи. Татуировки покрывали обе руки, переходя на грудь и спину, они украшали ключицы и кисти, но я не могла разглядеть их достаточно хорошо, чтобы расшифровать все.

Я разглядела его баскетбольный номер на тыльной стороне правой руки, маску "Ночь дьявола" на левой руке на фоне Тандер-Бей, кладбище, колесо обозрения и собор Святого Киллиана, которые были хорошо видны. На другом его плече и руке была изображена каскадная листва, окружающая череп, на лбу были написаны слова, которые я не могла разобрать, а все остальное тело было покрыто большими и маленькими картинками, а также словами, некоторые даже драпировались вокруг ключицы, как ожерелье.

Я хотела увидеть все. Я хотела прикоснуться к нему.

Он был побрит, и каждый мускул на его теле увеличился вдвое с тех пор, как я видела его в последний раз.

Я опустила глаза и замерла, уставившись на другой твердый мускул, стоящий почти вертикально, длинный и толстый между его ног.

Мои легкие опустели, и он повернулся, оперся рукой о стену, когда вода каскадом стекала по его лицу, и схватил свой член, поглаживая его медленно и туго.

Я ухватилась за стену для опоры, тепло разливалось между ног, и я жевала губами.

Я уставилась на его стояк, и в не очень далеких глубинах моего сознания я задалась вопросом, о чем он думает.

Обо мне?

Или о ней?

Шепот коснулся моих волос. "Ты хочешь его?"

Я втянула воздух и обернулась, замахнувшись кулаком с когтями.

Айдин отпрыгнул назад, на его груди, где я зацепила его крючками, появились красные пятна.

Он посмотрел вниз, потом на меня, потянулся и схватил меня одной рукой за горло, а другой — за запястье в перчатке.

Я хныкала.

Впечатав меня в стену, душевые с другой стороны, он прижал свое тело к моему, пристально глядя на меня.

"Ты сказал, что не причинишь мне вреда", — сказала я ему.

"Я не причиняю тебе боль", — ворковал он, пока душ работал позади меня. "Я пугаю тебя".

Он прижал мое запястье к стене, выходящей на нашу сторону, и посмотрел, изучая мою перчатку.

Он усмехнулся. "Это умно".

Глядя мне в глаза, он дышал мне в губы, и пот покрывал мой живот и спину. Мне нужен был воздух.

"Что между вами произошло?" — спросил он. "Это не совпадение, что ты здесь, понимаешь?"

Я изучала его. Да, я знала. Это было как-то связано с Уиллом. "Так ты думаешь, что тот, кто бросил меня здесь, делает Уиллу подарок?"

"Возможно". Он ослабил хватку на моей шее. "Но тебе они точно не друзья".

Повернув меня, он прижал меня к краю стены, мы оба прислонились и смотрели на Уилла.

"Как ты думаешь, он защитит тебя?" — прошептал он.

Я попыталась вырваться из его объятий, но он держал крепко. Уилл сжимал в кулаке свой член, прислонившись к стене, закрыв глаза и тяжело дыша.

"Должен ли он?" спросила я, снова пробежав глазами по его телу. "Почему мы смотрим на это?"

"Ты смотришь на это", — объяснил он. "Я наблюдаю за тобой".

"Почему?"

Он не ответил, и я повернула голову и посмотрела на него. Его янтарные глаза наблюдали за Уиллом, и его брови напряглись.

"Я не знаю", — наконец ответил он. "Может быть, чтобы вспомнить, каково это, когда ты не был один. Когда ты не был единственным, кто заботился о себе". Он посмотрел вниз на меня. "Может быть, чтобы вспомнить, что мы оставили позади. И чтобы вспомнить, что мы не оставили".

О чем он говорил?

"Мы с Уиллом примерно одного возраста, — сказал он, — но я думаю, что в старших классах мы были очень разными. Он был болтуном, верно?" Он улыбнулся мне. "А я был тихоней".

Теперь, похоже, все было наоборот.

"Я не всегда был таким", — сказал он мне. "Я был жалким. Шесть футов слабости, страха и трусости". Он снова взглянул на Уилла, пока говорил. "Ты будешь врачом", — сказали они. 'Ты будешь учиться этому. Работать там. Ездить сюда на каникулы. Проводи свободное время, занимаясь этим. Женись на ней. Заведи троих детей. Жить в этом доме после медового месяца в Лондоне, Париже и Риме".

Я попыталась представить его таким, каким он себя описывал, но не смогла. Я не могла представить его покорным.

"Пока однажды ночью, зарывшись в свои книги, я не увидел ее, — продолжал Айдин.

Я слушала, но перевела взгляд обратно на Уилла, когда Айдин заговорил мне на ухо.

"Это было не ее тело или лицо", — сказал он мне. "Дело было в том, что все с ней было без усилий. Каждое движение. Каждый взгляд".

Уилл втягивал воздух между зубами, его удары становились все сильнее и быстрее, а мышцы его руки напряглись.

"Она любила любить", — сказал Айдин. "Она любила прикасаться, чувствовать, обволакивать каждого своим дыханием и обнимать его, потому что она была художником".

Все вокруг потеплело, и я позавидовала тому, как он описал ее. Кем бы она ни была.

Что бы Уилл сказал обо мне?

"Это не было ее работой, — сказал Айдин, — но это было ее призванием".

Он сделал паузу, а затем понизил голос, словно размышляя вслух. "Это была не ее работа", — повторил он. "Тогда".

Это было похоже на Уилла. Он любил любить. Он любил быть счастливым.