Сумрак в конце туннеля (сборник)

   Комнату заливало водой. Как и предполагалось, насос приказал долго жить. Появив шаяся некогда трещина на его покатом боку расползлась. Струя уже не била в стену, захлебнувшись поднявшейся толщей рыжеватой жидкости. Вода достигла порога.

   Протяжное «даааа» выражало полную обреченность.

   В памяти почему-то всплыл первый месяц обитания в Бункере. Тогда все только начиналось. Общину выживших словно поразила загадочная эпидемия: женщины начали требовать нешуточного, даже рутинного внимания к себе – необъяснимый зуд, жуткая тяга к почесыванию проснулась во всех бабских телах. Меня же «болезнь» пощадила, обошла стороной, но легче от этого не было… даже наоборот. Из-за повышенного иммунитета к заразе мять и систематически водить пальцами по якобы пораженным «вирусом» участкам на теле звали исключительно меня.

   Поначалу, в ожидании сексуальной награды, я брался за облегчение мук страдалиц, но вскоре об этом пожалел. Ожидания не оправдались ни на грамм: устранение, насыщение зудного аппетита требовало массу сил, благодарность же состояла из простого «спасибо» или еще хуже – мирного посапывания разморенной «больной». Мужчина во мне запил и начал медленно укладываться в гроб.

   Через пару дней движения рук сделались более грубыми, однообразными. Ворчливые уговоры в мой адрес ни к чему не привели, женщины принялись мять себя сами, однако, осознав на собственной шкуре, что чесаться гораздо легче и приятнее, нежели чесать самим, как-то забросили это дело.

   – Папка! Папка!

   В промокшее бедро врезался маленький, но шустрый метеорит – Маня. Заливистый смех, иногда переходящий в хрюканье, заполнил комнату быстрее ржавой воды. Следом за дочкой в дверном проеме вырос Зинкин силуэт.

   Узкие бедра, широкие плечи, стрижка «под мальчика», напряженный взгляд – начальница явно волновалась. Онкина вообще была нестабильна и часто неоправданно жестка в решениях. После моих неудачных попыток утвердиться капитан показалась же нщинам более подходящим кандидатом для руководства Убежищем. Субординация и привитое родителями понятие необходимых уступок слабому полу не позволили Михаилу Разоренову, новоиспеченному лейтенанту вооруженных сил некогда самой большой страны на Земле, в полной мере участвовать в распределении власти среди выживших. Мужской авторитет канул в Лету вместе с цивилизацией, бабы решили жить по своим правилам. Мне же на общем собрании популярно объяснили про отводящееся место в их обществе и плачевных последствиях при мятеже.

   Властным мужчина может быть только там, где правит грубая мышечная сила. Там, где нужен охотник, добытчик, защитник… опора всего сущего, наконец. В Бункере условий необходимости во мне не сложилось: роль защитников приняли на себя метровые стены Убежища, врагов разметало пламя ядерного коллапса, а сходить на склад и прикатить тележку с продуктами мог даже ребенок. Физическое самоутверждение было бессмысленно. Сплотившаяся, многократно превышающа я меня масса легко подавила бы, задушила подобное начинание на корню.

   – Ну, как тут у тебя? – плечо под зеленоватой курткой уперлось прямо в косяк. – Помощь не требуется?

   А ведь она серьезно думает, что может помочь. Мысль промелькнула и тут же умерла в мозгу. Ничто так не раздражает, как женщина, мешающая соображать.

   – Нет! – зло огрызнулся, отстраняя ребенка в сторону.

   Потом, перехватив поудобнее ключ, взял жестяную заплатку со стальными жгутами – попробую закрыть щель.

   – Надеюсь, вода скоро будет…

   Мой взгляд медленно проскользил по ногам, бедрам, талии, пока не уперся в маленькие, чуточку глуповатые глаза женщины. Маня смотрела по сторонам.

   Дети в Бункере начали появляться довольно давно.

   Когда-то бытовало выражение: «Родится много мальчиков – дело к войне…»

   «Много», это я понимаю. Но раз, ХОТЯ БЫ РАЗ вышел пацан!

   За все эти годы Убежище пополнялось исключительно девчонками.

   Милыми, красивыми, но все-таки девчонками.

   Одиночество начинало угнетать меня с новой силой.

   – А то помыться бы, – пояснили алые губы. – Уже второй день забываю…

   – Мама, мама, – дочка что-то вспомнила и задергала Зинин рукав. – Пойдем на качели… Давай?

   – Да… ступайте… – не слыша собственного голоса, дающего петуха, махнул я в сторону двери. – Там…

   Но закончить не успел, мать и дочка быстро покинули комнату.

   Дети, дети…

   Никогда не забуду того позора – обморок на глазах у всего Убежища…

   – Ты же мужик, почетный самец Бункера. Разве ты не способен принять роды, передать эстафетную палочку жизни?

   Тут почему-то женщины рассмеялись.

   – Давай, ты ничего не теряешь.

  А дальше: волнение, духота, потные колени роженицы и дрожь в руках…

   Уффф.

   Я старался пропускать все мимо ушей. Вдохи, стоны, выход плода – все по боку. Перед глазами пелена и ЭТО!!! Толстая, упругая кишка с синеватым отливом – пуповина, которую надо перерезать и завязать.

   Желудок справился, молодец – завтрак остался внутри. Но сознание… сознание подкачало.

   Так на клетчатом, выложенном кафельной плиткой полу я познал свою никчемность.

   Ржавый жгут лопнул, больно ужалив большой палец руки.

   – Тьфу ты!

   Зычный бултых отозвался слабым эхом.