Сунь Укун — царь обезьян

– Наставник! – крикнул Сунь Укун. – По этой дороге нужно идти еще очень долго, заросли тянутся на тысячи ли!

– Не печальтесь, учитель, – принялся утешать наставника Шасэн. – Когда-то я выучился пускать палы и сжигать сорняки. Сейчас я подпалю кустарник: он выгорит, и мы сможем пройти.

– Не мели чепухи, – остановил его Чжу Бацзе. – Палы пускают обычно осенью, в десятом месяце года, когда травы засыхают и кусты оголяются. Вот тогда они быстро горят. А сейчас весна, и все распускается. Думаю, что на сей раз вам не обойтись без моей помощи, – сказал Чжу Бацзе, произнес заклинание и на глазах у всех превратился в великана ростом двадцать чжанов. Затем он снова произнес заклинание, и вилы его увеличились на тридцать чжанов. После этого Чжу Бацзе зашагал по кустарнику, словно по траве, разбрасывая вилами поломанные сучья. – Наставник! – крикнул он на ходу. – Следуй за мной!

Танский монах подстегнул коня и поехал за Чжу Бацзе, Шасэн шел за ним, неся поклажу на коромысле, а Сунь Укун помогал Чжу Бацзе, сбивая своим посохом колючие ветки кустарника. В этот день оба они работали, как говорится, не покладая рук, и путникам удалось пройти более ста ли. К вечеру они подошли к довольно большой прогалине, а у самой дороги заметили каменный столб, на котором были высечены большие иероглифы: «Тернистая гора».

Когда же они подошли ближе, то под большими иероглифами увидели иероглифы поменьше. Надпись гласила:

«Колючий терновник буйно разросся,
недоступными стали горы;
А некогда здесь пролегала дорога,
но давно этот путь не хожен».

Шли целый день и целую ночь и вышли наконец на просторную лужайку, где стоял древний монастырь. За воротами росли изумрудные сосны и кипарисы. Персики и сливы, казалось, могли поспорить друг с другом красотой. Танский монах слез с коня и вместе со своими учениками стал разглядывать монастырь.

Страшная картина запустения предстала их взору.

– Ну, здесь добра не жди, – сказал Сунь Укун, – надо идти дальше.

Только он это произнес, как налетел порыв холодного ветра и из ворот монастыря вышел старец в шляпе отшельника, в светлой одежде, с посохом в руке и в соломенных сандалиях. За ним следовал слуга, темнолицый, с кривыми зубами, рыжебородый, почти что голый, он нес на голове полное блюдо лепешек.

Старец опустился на колени и произнес:

– О Великий Мудрец! Я дух земли и живу подле этой горы, которая называется Тернистой. Я знал, что ты прибудешь сюда, но не успел приготовить достойное тебя угощение. Прошу отведать хотя бы этих простых лепешек, которые подношу тебе, твоему наставнику и остальным путникам.

Чжу Бацзе обрадовался и уже засучил рукава, собираясь отведать лепешек, но Сунь Укун, внимательно приглядевшись к старцу, крикнул:

– Погоди! Что-то не правится мне этот старец и его слуга. Никакой ты не дух земли! – крикнул Сунь Укун старцу. – Вздумал провести меня, старого Сунь Укуна? – И Великий Мудрец взмахнул своим посохом.

Но тут случилось неожиданное.

Старец повернулся к Сунь Укуну спиной, превратился в порыв ветра, подхватил Танского монаха и умчался, оставив его учеников в полной растерянности.

Старец примчал Танского монаха к какому-то каменному строению, окутанному туманом, осторожно опустил его на землю и приветливо произнес:

– Премудрый монах! Не бойся. Никто тебе ничего плохого не сделает. Я – один из восемнадцати гунов, владеющих Тернистой горой. Прошу тебя в эту тихую лунную ночь познакомиться с моими друзьями, побеседовать о стихах, развлечься немного, развеять свою тоску.

Эти слова успокоили Танского монаха, и он огляделся. Здесь было очень красиво.

Долго любовался Сюаньцзан открывшейся его взору картиной. Взошла луна, засияли звезды. Вдруг он услышал, как кто-то сказал:

– Наш правитель, восемнадцатый гун, привел премудрого монаха!

Сюаньцзан поднял голову и увидел трех старцев. Они вежливо ему поклонились. Он ответил на приветствие.

Тогда восемнадцатый гун промолвил:

– О премудрый монах! Мы давно слышали о твоих добродетелях и мечтали о встрече с тобой. И вот наступил этот долгожданный день. Каждое твое слово нам дороже жемчужины. Не поскупись же на поучения, дабы мы могли убедиться в силе твоей созерцательности и увериться в том, что ты принадлежишь к подлинной школе правоверных.

Танский монах с низким поклоном промолвил:

– Дозвольте узнать, почтенные, как величать вас.

– Вот этого мужа, – ответил гун восемнадцатый, – с головой седой, словно тронутой инеем, мы зовем Гу Чжи, что значит Прямодушный, того, у которого волосы с зеленоватым отливом, мы зовем Лин Кунцзы, что значит Витающий в пустоте, а третьего из нас зовут Фу Юньсоу, что значит Старец, обметающий пыль с облаков. Меня же зовут Цзинцзе, что значит Крепкий Сучок. Надеемся, что ты расскажешь нам хотя бы о нескольких способах созерцания, за что мы будем век благодарны тебе.