Сундук артиста

Отец с бабушкой часто вели разговоры, затрагивая разные темы. Но чаще всего они говорили о моих занятиях и об А. Чехове. У нее дома в длинной тумбе за стеклом стояла пара книг О. Бальзака, И. Тургенева, Н. Некрасова, все собрание А. Грина, две книги Дж. Лондона и одна книга Фицджеральда. Потом отец брал гитару, и они пели. Он дорожил любым замечанием бабушки, поскольку она в 30–50-х годах была солисткой цирковой цыганской труппы, где работали артисты не только из прославленного «Яра», но певцы и танцовщицы из дворянских поместий, где ценились интонации и полуинтонации, но не крик и не «рыдание»…

Помню, как у нас дома отмечали Новый год. В ожидании отца бабушка и мама накрывали в гостиной стол. Я гоняла на своем вертящемся стуле из гостиной на кухню и обратно. Отец иногда приезжал чуть ли не за пять минут до двенадцати и успевал не только умыться, надеть свежую рубашку и повязать под ворот касечек, но и побриться и зажечь свечи. Мне наливался в бокал или лимонад, или морс, или чай, а в последние четверть века сухое красное вино. Вестимо, первый тост произносил отец. Мне казалось, что он от счастья светился. В этот полуночный час отец расцветал. Рассказывал благородные истории, читал стихи, пел под гитару, мог что угодно и как угодно для меня прочесть. Он называл меня Гиташкой. В этот полуночный час не обходилось без гитары и романсов. Как красиво пели отец с бабушкой, которую учили петь еще те цыганки, чьим исполнением заслушивались благородные люди конца XIX — начала XX века. Около часа ночи меня укладывали в постель, а сами продолжали ужинать.

Прошло многого времени, прежде чем ко мне пришло ощущение неповторимости этого ночного праздника. Грустно, тускло становилось дома, когда отец ездил выступать по разным городам, чтобы заработать денежки: нужно было не только содержать семью, но помогать и матери — Н. Ольшевской, и своей тетушке Мусе — в то время у нее была сломана нога. Отец часто ее навещал, покупал где-то лекарства, доставал резиновые наконечники для костылей… но нужно было и лечить меня… Лекарства, методисты, логопеды. Находясь на гастролях, он каждый вечер звонил и расспрашивал подробно обо всем. Но когда возвращался, у нас был ужин со свечами, который растягивался на три-четыре часа. Бабушка старалась не мешать, таиться в своей комнате. Отец под руку выводил ее в гостиную, наливал в серебряные стопочки кто что хотел — сок, чай, красное вино, и начинались и расспросы, и рассказы. И, к моей радости, папа брал гитару и пел.

С возвращением отца жизнь пробуждалась. Однажды отец рассказал об одной встрече, произошедшей после его выступления. К нему в гримерную пробрался молодой человек с гитарой — Константин Фролов. Представился учителем русской истории и литературы. Они проговорили час, потом молодой человек исполнил несколько романсов… Отец признался, что стихи одного его романса он готов поставить на одну ступень со стихами Булата Окуджавы. Все полтора месяца, что летела к нам бандероль с магнитофонной кассетой, отец повторял, что столь глубоко, пронзительно о женской верности, любви и отречении от благополучия ради любимого человека, не боясь осуждений, унижений, поруганий, никто не писал. И я ждала эту кассету с несказанным трепетом. Когда пришла от него кассета с песнями и романсами, отец перематывал пленку минут десять с одной, с другой стороны, пока не нашел «Посвящение женам декабристов». Этот романс отец считал одним из самых пронзительных романсов XX века. Отец относился к Константину с особым уважением, потому что Константин не только знает русскую историю, но и ощущает судьбы ее героев, этим ощущением, трезвым принятием испытаний и состраданием к Отчизне проникнуто его творчество. Отец почитал его как дворянина поэзии. Он мечтал пригласить этого поэта и артиста в Москву, поставить с ним поэтический вечер, в котором бы звучали стихи русских поэтов (отец сам бы читал стихи), а Константин исполнял бы романсы. Отец еще со студенческих лет умел на гитаре подбирать мелодии к романсам, любил песни Окуджавы и посему пытался подобрать на гитаре мелодию к «Посвящению женам декабристов». Он хотел меня познакомить с Константином Фроловым почти четверть века…

Мне отец за сорок лет успел раскрыть мир русской литературы, сумел увлечь писанием. Он очень много со мной занимался сочинением сказок, рассказов и, когда видел результат, был счастлив.

Начиная с моего совершеннолетия, отец очень красиво дарил мне подарки — оборачивал это в крошечный праздник. Каждый подарок отец мог искать, выбирать, подбирать — недели по две, ездил по магазинам, что-то присматривал, сравнивал, оценивал, непременно должен был сам полюбить то, что покупал в подарок. И эта вещь должна была день или два побыть у него. Мне это все ведомо потому, что когда он придумывал и готовил подарок маме, то советчиком была я…