Нас обступал двор-колодец. Четырехэтажный дом-крепость, построенный из громадных каменных блоков. Его стены и наличники украшены барельефами и виньетками. От них исходила величественная надменность. По обоим берегам Большого канала стоял четырехэтажный особняк из белого и серого камня. Особняк кажется очень легким, будто его изваяли из разных сортов безе. Все четыре этажа — окна-арки с горельефами античных нимф и перилами декоративных балконов. Этот особняк в середине XVII века возвело семейство Бон. Но они разорились, покинули Венецию, а брошенный дом с небольшим садом купил Джамбаттиста Реццонико, который и создал этот дворец.
Владимир Григорьевич провел нас через небольшой белый коридор, с одной его стороны тянулась стена, с другой стороны — широкие проемы без окон. В конце его, возле лифта, нас ждал ключник. Лифт простой, металлический, наверно, встроен в это десятилетие.
Во втором этаже, пройдя, видимо, лакейскую, мы вошли в длинный зал. По три окна располагалось с двух сторон залы. По стенам висели картины.
В некоторых из залов одно окно было витражным. Вернее, вместо окон были картины, собранные из цветных стеклышек. Они занимали всю стену — от пола до потолка. И во всех других залах вместо окон витражи. В некоторых из них есть люстры XV‒XVI веков, очень простые: бронзовый круг с рисунком-чеканкой, к которому прикреплены «чашечки» или «рюмочки» для свечей, и этот круг на цепях подвешен к потолку. Во многих залах стоят напольные канделябры — напольные подсвечники с пятью-семью подсвечниками высотой в сажень. Они как бы сложены из диких зверей: волки, зайцы, фазаны, лисицы, глухари, медведи, барсуки лезут, бегут, ползут — все в движении. Я задерживалась у этих канделябров по нескольку минут — необыкновенно изящные работы. В залах первых двух этажей кресла XIII–XVI веков, деревянные, ножки от низа сиденья расходятся угольником, а само кресло кажется широким, ибо сиденье и подлокотники образовывали широкую «подкову»… Еще один проходной зал, весь, от пола до потолка, выложен темно-рыжим камнем, напоминающим пестрый сердолик. По обеим сторонам залы четыре-пять дверей… над каждым верхним порталом неглубокая овальная ниша. Задник ее зеленый, обрамление — белый мрамор. И, к моему удивлению, в них бюсты античных мыслителей. По бокам дверей мраморные капители от колонн. По стенам — скамейки из темного дерева с гнутыми спинками и подлокотниками (рейки — плоские, длинные, деревянные палочки не выпилены, словно воск), отчего зал кажется воздушным. Сиденья обтянуты темно-шоколадной кожей, на которой в некоторых местах я замечала легкие вмятины… несколько столетий тому назад на этих скамьях сидели.
Возле каждой двери той залы стояло что-то похожее на четверть кареты без колес, весьма тесное, как полубудка, в которой на первый взгляд можно лишь стоять, да и то ссутулившись. У нее спереди и сзади имеются по две крепкие палки. В окошко дверцы можно было рассмотреть мягкое кресло и внутреннюю обивку — бархат и атлас. И эти будки раскрашены под золотую парчу. Ни я, ни мои спутники не могли понять назначение этого предмета. Оказалось, это портантина, по-нашему — бричка для господ, которую носили два лакея. Наверно, и жены передвигались в них, а слуги шли рядом. Зимой, с середины декабря по март, когда подтапливало город, знатные горожане ездили по улицам в таких бричках.
Многие залы особняка бледно-фисташкового цвета. Мы миновали три зала, в которых вдоль стен тянулись длинные столы из темного дерева. Ножки-подпорки столов были плоскими, сплошными, вырезанными из одной доски. И столешницы были сбиты из двух толстых досок, моренных темной морилкой. Пахнуло родным домом, отрочеством… отец сделал на даче такой стол, два метра в длину и в полметра ширины… из четырех досок, гладких; батюшка полмесяца его и ножовкой, и разными шкурками зачищал, покрывал три-четыре раза мастикой, затем покрывал лаком, который сам варил. Многие вещи в особняке Реццонико казались родными.
Где-то стояли канделябры, ни одного стула, ни одного табурета. Быть может, во всем городе не нашлось ни одного кресла, стула того времени. Во всех залах трех этажей полы «рябые» — мелкие ракушки, перемешанные с яичным белком и смолой, но на верхних этажах, где гостиные, диванные, — длинные доски.