Сундук мертвеца. Короткий роман Александра Кустарева

Ни в коем случае не следует забывать, что дело-то происходило не в каком-нибудь, а в 1937 г., и тогда сразу становится понятно, что намерение Приваловых предать бумаги огню в первый момент как они узнали, что это за бумаги, только усилилось. Не будет преувеличением сказать, что лучше бы уж сундук отправился путешествовать вокруг света, как вроде бы поначалу и намечалось, чем попасть в руки столь заинтересованных лиц.

После трех минут колебаний, Привалов сгреб в охапку хороший кусок архива и твердыми шагами направился к печке. Судьба свистуновского наследства была решена. Но тут произошло нечто неожиданное.

В стенке над печкой раздался сперва какой-то шорох, потом стук, потом почти грохот, там внутри стало что-то падать и из печной дверцы повалил густой дым. Как видно, старая печная кладка по неизвестным причинам обрушилась, дымовой проход завалило, печка потухла.

Стали бегать и суетиться, кинули бумаги обратно в сундук, захлопнули крышку, стали открывать окна, заглядывать сквозь густой дым в печку, так что глаза ело, потом побежали вниз за мужиком. Весь вечер возились с поломанной печкой, вымазались с ног до головы, легли спать злые и мрачные и про сундук забыли.

А ночью госпоже Приваловой приснился сон. Будто приехала она на поезде в какую-то лесную глушь, вылезла и стала озираться, а пока озиралась, поезд ушел. Испугалась Привалова страшно: что она теперь одна в лесу делать будет? Ноги как отнялись, хочет идти и ни с места. И вдруг видит она, где-то за деревьями синий огонек светится. Собралась она с силами, застегнула пальтишко и двинулась на огонек. Идти трудно. Ноги и так сами спотыкаются, да и дорога неровная, пройдет десять шагов — яма. Обойдет яму подальше, за ней другая яма, еще страшнее и глубже первой, а там дальше третья, и так далее. Лес становился между тем все гуще и темнее, дорога все уже, и только и было у Приваловой радости, что синий огонек впереди. На этот огонек она и шла, уже почти не надеясь. Сколько она так шла, уже и времени счет потеряла. Чувствует Привалова, что силы покидают ее, сейчас ляжет на землю и не встанет больше, будь что будет, пропадать так пропадать. Но тут вдруг видит Привалова, что деревья перед ней расступаются, да и вид у них становится другой. То были кривые, щербатые, грязные недоросли, а то стали высокие могучие дубы, нежные березки, яркие рябины. И вместо мшистых неровных кочек под ногами голубой ковер, сверкающий, как изумруд. А еще через сколько-то шагов Привалова оказывается на широкой светлой поляне, покрытой пестрыми цветами и нежной весенней травкой. Тут Привалова проснулась.

Сон показался ей значительным, и она стала размышлять, что бы такое значил. Смысл сна открылся ей окончательно только к вечеру. Но зато прояснился до полной прозрачности. К вечеру Приваловой стало совершенно ясно, что поезд, который привез ее в лес, это Октябрьская революция, лес, это коллективизация и сталинские чистки, а светлая поляна, это реабилитация. Ну и голубой огонек, наверно, это Хрущев.

Как в воду глядела. Привалова тут же прослезилась, потому что поняла, что сон этот приснился не зря, а именно для того, чтобы она сберегла архив брата, потому что это будет святое дело, в том смысле, что в конце концов обернется большой выгодой.

Говорят, что в те времена люди вовсе не понимали, что происходило. Неправда: очень многие не теряли головы и неплохо рассчитывали на довольно далекую перспективу, во всяком случае неплохо знали, какой товар с течением времени в цене упадет, а какой подымется. И главное, они знали, что в конце концов все уладится и тем, кто останется жив, будет не так уж и плохо и даже намного лучше, чем в противоположном случае, то есть в случае смерти, что ли? Путь к этому, конечно, будет не прямой, но надо уметь заглядывать за угол и иметь терпение.

Решение сохранить архив было принято окончательно и бесповоротно, но мужу об этом говорить не следовало. Поэтому Привалова на следующий день объявила ему, что бумаги сожгла, а сама погрузила их аккуратно в сундук и на машине одного дальнего родственника отвезла во Всеволожскую, где у них перед самой войной наметилась маленькая дача.

Там сундук и простоял всю войну. Старик Привалов же войны не пережил. Он был человек принципов и во время блокады из Ленинграда уезжать не пожелал. Принципы его и свели в могилу, как, впрочем, и многих других. Самой же Приваловой, урожденной Свистуновой, повезло чуть-чуть больше, и она блокаду как-то переболела. В 1945 г. она поехала в Москву вслед за сыном, прихватив с собой оставшееся от войны имущество, в том числе и сундук. С одной дачи сундук переехал на другую и прочно застрял на чердаке.