Сундук мертвеца. Короткий роман Александра Кустарева

Прежде всего они часто называют друг друга братьями. В одном письме мой муж подробно рассказывает Свистунову о его настоящем отце. Всю историю его отношений с этой Ойзерман. Графиня произнесла «этой Ойзерман», как и полагается настоящей графине. Привалова это потешило так, что он чуть было не засмеялся, но взял себя в руки и только подумал: сама ты Ойзерман, хотя и Герцог.

Вслух же он продолжал наседать. Вы поймите, Бэлла Моисеевна, эта Ойзерман не состояла в браке с Гвоздецким. Свистунов, если и был сыном Гвоздецкого, то незаконным. Как вы понимаете, документальные свидетельства в таких случаях невозможны. В конце концов, мы никогда не сможем добыть на этот счет документального доказательства в буквальном смысле. То, что мы знаем, навсегда останется для нас информацией с чьих-то слов. Разумеется, больше всего доверия вызвали бы слова матери. Старуха молча смотрела на него и, казалось, не понимала его. Матери? — наконец спросила она. Какой матери?

Ну как какой, Бэлла Моисеевна, ну как какой. Привалов чувствовал, что взял правильный тон. Дави, дави сильнее, посоветовал он сам себе. Я имею в виду, разумеется, мать поэта Свистунова. Ведь она, только она может знать, кто на самом деле отец ее сына.

Тут Привалову в голову пришла совершенно шальная и, как ему казалось, гениальная мысль. Строго говоря, продолжал лепить он, даже она может ошибиться. Бывают случаи, ведь бывают же случаи, вы понимаете, что я имею в виду? Вы сами и ваш архив позволяют нам по-новому взглянуть, так сказать, на добрачное поведение девицы Ойзерман.

Графиня встрепенулась. Что вы такое говорите, сказала она. Ведь это же ваша бабушка!

Прабабка, нетерпеливо перебил Привалов. Впрочем, какое это теперь имеет значение. Эти люди для нас уже не люди, а документы. Материал, капитал, как хотите. Да и вообще, подумаешь, дело. Кстати, вы знаете, к какой среде принадлежала эта Ойзерман. Она была, так сказать, революционерка. А там свободная любовь…

Нет, нет, нет, всполошилась Гвоздецкая. Это невозможно. Она пыла нормальная, порядочная девушка. Что же касается графа…

Вы твердо знаете, что граф был у нее единственный, не унимался Привалов, у вас есть доказательства? Документы?

А у вас есть доказательства обратного, ощерилась Гвоздецкая, вы что-нибудь знаете?

А что если есть, выпалил, не помня себя Привалов, и тотчас же подумал, старая ведьма, я заставлю тебя отвечать.

Графиня стояла перед ним столбом и явно не знала, какую карту теперь выложить перед Приваловым. Лоб ее наморщился, глаза остановились. Наконец она открыла рот и, казалось, что-то надумала ответить, но вместо слов из ее горла раздался негромкий протяжный стон, желтые глаза вспыхнули горячим и тоскливым блеском, ее худое изящное тело вдруг обвисло, и Привалов с ужасом увидел, что она медленно падает. Он поспешно подхватил падающую графиню, не дав ей рухнуть на кафельный пол, и осторожно посадил безвольное, ставшее грузным, тело, прислонив спиной к ванне. Графиня, сказал он сдавленным шепотом, что с вами, графиня. Не бойтесь, я не сделаю вам никакого вреда. Графиня не отвечала. Губы ее медленно сомкнулись и сквозь них едва показался кончик языка. Привалов понял, что с графиней случился инсульт.

Привалов вышел из ванной, тихо притворив за собой дверь, и стал искать глазами академика. Академик явился тут же. Глаза его горели от любопытства. У нее инсульт, промямлил Привалов деревянным голосом. Прямо сию минуту, и он указал большим пальцем через плечо. Академик только свистнул. Серьезно? — спросил он, стрельнув глазами на дверь ванной комнаты. Как вы знаете?

Ну, сказал Привалов, может, инфаркт, почем я знаю. Только она того, и он показал рукой, что именно.

Что же делать, заерзал бледный академик, что же делать. И дом полон народу. Вот, ей-Богу, незадача какая. Вы уверены, что это по-настоящему? Может, просто обморок? Привалов покачал головой. Нет, не обморок. Хорошо, если жива. Впрочем, по-моему, жива. Во всяком случае, была только что.

Тут есть врач, сообразил вдруг академик, я сейчас его позову. Вы только стойте тут и никого не пускайте. Академик стал проталкиваться через толпу гостей.

Привалов стал соображать. Вот те на, соображал он, вот после этого и планируй, и рассчитывай. Черт знает что такое. Что же мне теперь делать? Ведь я же ее прикончил, между нами говоря. Просто-напросто прикончил. Впрочем, это неважно. В конце концов, в этом возрасте с каждым такое может случиться в любую секунду. А что при гостях, так нечего на восьмом десятке четверги устраивать. Тоже мне салонщица. В чем душа только держится, а туда же, вспомнил он худые графинины руки и синяки под желтыми глазами.

Показался академик со смешным толстеньким бородачом. Академик глядел мрачней тучи, бородач почему-то иронически ухмылялся. Дилетанты, как бы говорил он, паникеры. Дайте-ка я посмотрю. Сейчас, сейчас, успокоительно сказал он, показал вопросительно на дверь, будто бы спрашивая, здесь ли, и не дожидаясь ответа юркнул внутрь.