Сундук мертвеца. Короткий роман Александра Кустарева

Но не навсегда. Свистунов оказался настоящим бойцом. Кто теперь (кроме крупных специалистов) знает, сколько слез он пролил над своим красивым прошлым, сколько бумаги исписал и изорвал, стараясь вновь выдвинуться в передовые ряды нового искусства. Это ведь было не так легко, особенно если учесть, что конкуренция день ото дня усиливалась, и новые бойцы вставали, как молодой лес. Свистунов однако свое взял. Он решительно отказался от своей (ныне такой знаменитой) теории рифмы и отработал новый стиль. Его пустили обратно.

Как знать, может быть, эта победа была бы уже окончательной, но дальше начались события, в которых роль личности в собственной биографии оказалась сведенной к нулю, и уже ни плохое, ни хорошее в человеке на весы не клалось и значения не имело. В массовых репрессиях 1937 года исчез и Свистунов, причем звезды его сошлись как-то особенно жестоко: его тут же расстреляли, не дав даже пожить по-человечески в лагере, как некоторым другим.

Ну что теперь можно сказать о его творчестве, о его таланте? Страсти, вроде бы, улеглись, прошлое достаточно хорошо окостенело, взлеты и падения Свистунова уже не воспринимаются как что-то живое, а читаются как книга, плакать по нему некому, смеяться над ним тоже никто не хочет, что было, то было, чего не было, того не было. Но Свистунов-то был, так что же теперь из этого?

Смотришь на только что любовно изданную книгу его стихов и ничего острого не чувствуешь. Талант, это правда, был. Большой ли? Небольшой ли? Бог весть. Напор был очень сильный, но как будто какой-то бессмысленный. Перелистываешь и думаешь: вот человек, можно сказать, горел и, по слухам, других зажигал, а почему, для чего, зачем — ничего не известно. Искусство обновил? Да, пожалуй, обновил, но тоже как-то непонятно, зачем, для кого и в какую сторону.

И в общем ничего не понимаешь и уже готовишься, пожав плечами, закрыть книгу и задвинуть ее куда-нибудь подальше на полку, как вдруг замечаешь, что там есть маленькое приложение, нехотя заглядываешь в него и видишь там около двух десятков поэтических набросков, никогда не публиковавшихся при жизни автора.

И тут оказывается, что не все так просто. Неожиданно у человека обнаруживается другое лицо. Само по себе оно, может быть, и не такое уж сверхчеловеческое, но два лица у одного человека, как хотите, до некоторой степени создают третье. И тут есть над чем поломать голову.

Но, к сожалению, этим никто, насколько мне известно, заниматься не стал. Даст Бог, еще займутся. Хотя пока что, так или иначе, этот потенциальный сюжет приходится оборвать. Факт двух лиц у одного человека, однако, не остался без последствий в обществе и послужил причиной многочисленных событий. О них-то и пойдет речь.

Но сначала несколько слов об этом самом «втором лице». Выражение второго лица оказалось совершенно неожиданным и обнаружило у Свистунова помимо деятельности еще и душу, причем душа существовала самостоятельным образом, хотя и не в полном отрыве от деятельности. Вообще такое впечатление, что подлинный Человек в Свистунове просыпался, когда он обдумывал свою деятельность. На мой взгляд, это ставит Свистунова в совершенно особое положение, потому что мало кто на это был способен в те увлекательные, но, по правде говоря, нелегкие для мыслящих людей времена.

Все же еще раз повторяю: самое интересное в этом явлении, то есть двуличность личности, как-то ускользнуло от малонаблюдательных потомков, но несмотря на это Свистунов оказался в центре внимания всего общества, народа, общественности, публики и любителей литературы.

Не прошло и десяти лет со дня благословенной реабилитации, как о Свистунове заговорили все. Союз писателей создал комиссию для изучения Свистунова и наведения порядка в его сильно потрепанных временем архивах. Даже, кажется, две комиссии — случай беспрецедентный.

Интеллигенция же, со своей стороны, совсем голову потеряла. Переписывали от руки уже когда-то напечатанное, чем, черти полосатые, сильно подзадержали новое издание всех произведений (так мне один редактор рассказывал, может, врет, не знаю).

Появились, как водится, подражатели, даже среди женщин, хотя, казалось бы, у них уж были собственные образцы.

Уникально оказалось то, что Свистунов всех устраивал. Вроде бы он оказал огромные услуги новому обществу, подарив ему новый тип рифмы и несколько новаторских маршей. Начальники это очень ценили, потому что самим им до этих штук никогда бы в жизни не додуматься и хорошие специалисты в этом деле им нужны были позарез. Надвигалась новая эпоха, и искусство требовалось соответственное.