Сундук мертвеца. Путь Базилио

– Уффф, получилось наконец, – довольно заявил кролик. – У нас концовка всё время вылетала. Жаба картинки пугалась. А через саранчу нормально так зашло.

– Я заметил, – сказал кот.

– Да ничего, отладимся, дело-то новое…

– Ты, грешный мудила! – снова вклинился тяжёлый бас. – Зачем ты так делаешь? Ты включил уши?

– Хаз Булатыч, одну минуточку, сейчас включу это говно, – отозвался зверёк. – В интерактиве или так?

– Тебе сказали что?! Глухой совсем, да?! – рявкнул шеф.

– Интерактивный канал «По душам»! – грюкнуло в голове кота. – Для простых ребят, работяг, трудяг!

– Слоган! – ещё громче заорал шеф. – Пердыть!

– Эх, пердыть-пердыть-пердыть, будем правду говорить! – пробасил издалека хор низких мужских голосов.

Баз – сызнова неведомо как – вновь очутился в Зоне: тёмной, холодной, посерёдь сорного леска-ёрника. Он сидел у костерка, в котором тлели сучья повышенной корёжистости.

Рядом с ним сидели два существа, напоминающие по виду огромные грибы, оборудованные зачем-то конечностями. На одном был свитер крупной вязки с оленями. Другое, всё в шерстях и видом непристойное, держало на коленях балалайку с извилистой трещиной в деке.

– Здарова, дружила! – первое существо раззявило рот, находящийся почему-то между двумя оленями. Голос у него был басовито-хриплый. – Ты на нашей волне? С нами, с правильными мужиками?

– Чего? – не понял кот.

– Оба-на, котлетто-алегретто! – вступил второй, балалаистый. У него голос исходил откуда-то из-за спины и был потоньше, погунявее. – Ну ты и начал, утырок! Видишь, гость к нам пожаловал? Знаешь, как старики говорят? Гость в дом – Дочь в дом! Тототь! – он наставительно поднял сепульку, на сгибе которой шевелился глаз – голубой и наглый.

– А ты меня, обмудок, не учи! – вроде бы рассердился оленялый, но как-то неубедительно. – Ты что за жизнь знаешь?

– Да уж знаю! Не то что ты, обсеря! Вот ты, мужик, скажи, – обратился сепулистый к коту. – Жизнь – она как? Простой институт или сложный? И не всякий поканчивает его с отличием, не?

– Не звизди, – прогудел свитероносец. – Главное, я тебе так скажу – это шоб усё правильно было, по чесноку. И любовь штоб была завечно с нами. Остальное хуйня.

– Вот ты сказанул так сказанул, прям как самую портянку занюхнул, дружила! – расчувствовался сепулистый. – Давай, братуха, про любовь спою, тебе одному…

Он забренчал на балалайке и завыл:

– Я учился любви, как вгрызаются в скалы, размывал алкоголь сей науки грани-ит… Я учился любви так, как просят на шкалик, если сольдо последний, с заначки, пропи-ит…

У Базилио голова пошла кругом. Вернулось ощущение, будто он лежит на полу и какая-то дрянь затекает ему прямо в ноздри. Он попытался было чихнуть, но тут его снова вынесло к костерку.

– А вот и снова-здарова! – обрадовался мелкий обмудок. – Знаешь, а ты правильный мужичара. Сидишь, молчишь, чичами лупаешь. Больше дела – меньше слов, это по-нашему. Но по жизни так бывает – душу правда разрывает. Эх, давай тебе заветную споём! Нашу! Для тебя! А? – он посмотрел на кота голубым и наглым глазом.

Измученный происходящей хуитой кот решил, что хуже уже быть не может, и кивнул. Существо с готовностью перехватило сепульками балалайку. Зазвенели струны.

– Заветная песня одиноких сердец! – объявил он и загундосил: – Эх дружила, пришёл и для нас поворот! Ты один бля меня понимаешь! Ломанемся по чистому снегу вперед, по снежку ломанемся, товарищ!

– Где теряется след, где таежная мгла, – подхватил первый, в свитере, – где ничто никого не тревожит… Впереди только Трасса, за нею Судьба, ну а дальше – кому как положит…

Кот некстати вспомнил упырей с дрымбой и колёсной лирой. И подумал, что самое скверное, с чем он доселе сталкивался на Зоне – это местная художественная самодеятельность.

– Ломанемся же с чистою совестью мы, – вступили хором мужики, – по снежинкам, затоптанным в херь! Потому что лишь то называется Жизнь, что случается Здесь и Теперь!

– И о погоде! – внезапно прорезалась Сявочка. – По данным эмпатического прогноза, в середине месяца ожидается…

Тут кота пронзила острая боль в паху.

Он поперхнулся, дыханье спёрло – и вдруг ощутил подушечками лап сырой холод подземелья.

«Не дышать!» – вспыхнула у него в голове запоздалая догадка.

С трудом сдерживая желание вдохнуть, он поднял голову, переключая зрение на инфру. Холодные стены тоннеля едва мерцали, ниши светились чуть ярче. Он лежал на полу, уткнувшись носом в какую-то лужу, натёкшую со стороны упыриного гнезда. Оттуда же доносился ритмичный звук, напоминающий храп.

Боль в паху не отпускала. Извернувшись, он увидел Хасю, вцепившуюся зубками в его мошонку.

По-прежнему сдерживая дыхание, Базилио осторожно высвободил деликатный орган, потом взял писюндрочку на руки. Она была живой, тёплой, но без сознания. Глазки были открытые и совершенно белые – зрачки закатились под веки.

«Продышаться!» – подумал кот и побежал к провалу.