Суп, второе и компот

Она объяснила, что затеяла в комнате Левушки ремонт – стены перекрасить, мебель лаком покрыть. И поскольку они жили в квартире, деваться от запахов было решительно некуда. А Левушке запах краски явно был противопоказан, раз у Маечки голова разболелась сразу же. Вот она и приехала к свекрови, чтоб Левушка мог бегать во дворе и не дышать гадостью. Поэтому, пока краска не выветрится, они останутся у тети Светы.

– Ну и что? У тебя нечем было накормить Левушку? – удивилась баба Софа, выслушав рассказ тети Светы.

– Ну конечно было! – возмутилась тетя Света. – Я ему сырнички быстро пожарила, с клубничкой внутри. Варенье-пятиминутку сварила, чтобы сверху положить. Левушка три сырничка съел с удовольствием. И все ложкой к варенью тянулся. Такой умный мальчик. Потом варенье доел, моя радость.

– И шо? Сейчас уже почти полдник. Если тебе нечем кормить Левушку на полдник, возьми вареники. Я только налепила. С вишней, – предложила баба Софа.

– Ох, Софа, прости меня за все! – Тетя Света вдруг расплакалась. – Как я хочу так же, как ты с Мишенькой, со своим Левушкой.

– Светка, не пугай меня сейчас так. Я тебя давно простила. Что случилось, скажи толком! Маечка что, не так картошку порезала? Или не ту кастрюлю на твоей кухне взяла? Или она Левушку кормит только первым без второго? Нет, я знаю, она компотик не сварила, да? – Баба Софа уже начала нервничать. А когда баба Софа нервничала, то начинала лихорадочно резать и мешать, выкладывая на стол одно блюдо за другим и подставляя их под нос того, из-за кого нервничала. Перед тетей Светой в тот момент оказалось уже четыре салата, куриный паштет и здоровенная тарелка с варениками, отваренными Наташей специально для Левушки.

– Мы сели обедать, – трагическим голосом продолжала тетя Света. – Супчик куриный на потрошках я сварила. Лапшичку домашнюю сделала. Котлетки, как Боречка в детстве любил, пожарила. Чтобы мягонькие внутри, а не сухие. Он жидкие котлетки до сих пор любит. И с корочкой. Я маслице сливочное внутрь вкладываю. В каждую котлетку. И булку не отжимаю от молока. Так перемешиваю. А лучок кипятком замачиваю, чтобы не чувствовался. Пюре с молочком и маслицем. Через сито продавила.

– Ну? – Баба Софа ждала окончания истории.

– Левушка сел, ложечкой по столу стучит. И знаешь, что сделала Маечка? – Тетя Света опять начала плакать.

– И что она такого могла сделать? – Баба Софа начала раздражаться.

– Она положила котлеты себе на тарелку, села и стала спокойно есть! – объявила тетя Света, будто речь шла о том, что Маечка совершила ужаснейшее из преступлений.

В принципе, так оно и было по меркам тех женщин.

Как было принято в большинстве семей? Женщины, убиваясь у плиты, подъедали остатки. Лучшие куски доставались детям и мужчинам. Первый блин, который комом, украдкой съедала сама хозяйка, чтобы никто не видел. Подгорелый оладушек тоже откладывался – хозяйка его съедала на бегу. Куриная ножка – ребенку, вторая – мужу. Или грудка, если ребенок любил именно грудку. Жена обгладывала крылья. Я прекрасно помню, что для меня бабушка оставляла серединку арбуза – самую сладкую и сочную, а сама могла обгрызть дольки, которые я не доедала до конца. Бабушка очень любила именно серединку, но я никогда не видела, чтобы она ее ела.

От рыбы детям доставалась сочная серединка. Мать семейства довольствовалась хвостиком или тем, что можно было выковырять из рыбьей головы, если хвост предпочитал супруг.

Горбушка, не та, которая у хлебной головы сверху, а которая у попы хлеба-кирпича, мягкая, сочная – всегда отрезалась и откладывалась для ребенка.

Ягоды самые сочные – тоже любимому чаду. А себе обрезки – от слишком долго полежавшей на одном боку клубничины или малины, слегка почерневшей. Яблоко с мятым боком – дольками в компот, а огрызок можно и доесть до самых косточек.

Конечно, Маечка, которая села есть, прежде чем накормила сына, привела свою свекровь в предынфарктное состояние.

– Она сказала, что если не поест, то будет злая и у нее терпения на Левушку не хватит, – сообщила, задыхаясь от возмущения, тетя Света. – А если поест, то спокойно накормит Левушку. И она всегда так делает. Сначала сама ест, а потом Левушку кормит.

– Умная девочка, – ответила баба Софа.

– Что? Что ты такое говоришь? – ахнула тетя Света, которая прибежала за поддержкой и осуждением в адрес невестки.

– То и говорю. Умная девочка, – повторила баба Софа.

– Левушка голодный сидит, ложкой по столу стучит, а она не реагирует! – воскликнула тетя Света.

– Ну постучит пять минут, не похудеет, – пожала плечами баба Софа.

– Софа, я же к тебе как к женщине! Как к родной душе! А ты! – Тетя Света горько заплакала.

В этот момент во дворе появились Маечка с Левушкой на руках.

– Какой мальчик сладкий! Пирожочек! Тьфу на тебя, – немедленно разворковалась баба Софа. – Света, какой у тебя внучок тяжеленький, увесистый. Маечка, ты на чем ему кашку варишь? Молочко с водой смешиваешь?

– Нет, я козье у бабы Маши беру. На козьем варю, – ответила Маечка.

– Ой, возьми в следующий раз для моего Мишеньки, – попросила баба Софа. – А творожок тоже у нее берешь?