Супер «горничная»

Я домывала посуду, Савелий же воспользовался тем, что руки у меня мокрые и обхватил за талию, прижав меня спиной к своей груди.

— Отпусти, — попросила я, чувствуя спиной каждую его мышцу.

— Ни за что. Я просто не могу этого сделать, — погладил Савелий меня по животу, уделяя особое внимание оголенной полоске кожи между джинсами и коротенькой футболкой.

Его прикосновения обожгли кожу, и я невольно испытала приступ возбуждения. А губы Савелия прижались к моей шее.

— Ты мне задолжала кучу поцелуев, помнишь? — прошептал он мне на ухо, обдавая то горячим дыханием и разгоняя толпу мурашек по коже. — А я даже пока не могу потребовать должок — боясь заразить тебя. Но скоро потребую…

— Это был просто глупый спор. И пусти уже! — резко высвободилась я из его объятий, одновременно выключая воду.

Сразу же отошла на безопасное расстояние, вытирая насухо руки.

— Спор есть спор, Златовласка, — развел Савелий руки в стороны и ослепительно улыбнулся.

Ну точно — горло у него больше не болит, а иначе, стал бы он так лыбиться.

— Ладно, надо торопиться, — нахмурилась я, не позволяя его игривому настроению заразить меня. — Ты точно не передумал ехать со мной?

— Не дождешься.

— Тогда, поехали… Надеюсь, папу перевели из реанимации.

Хорошим признаком можно было считать то, что ночью из больницы не позвонили. Спала я сегодня в гостевой комнате и очень беспокойно. На этот раз мысли мои были не возле Савелия, потому что он даже слишком активно шел на поправку, а рядом с отцом — до ужаса боялась ночного звонка и плохих вестей.

Маме я позвонила еще до того, как мы выехали.

— А зачем туда ехать в такую рань? — недовольно поинтересовалась она.

— Мам, уже начало одиннадцатого, обход наверняка был, и папу уже перевели в палату, наверное. Ну какая рань? — едва сдерживала я раздражение, которое в последнее время всегда резко вспыхивало в разговорах с мамой. — Через двадцать минут выходи, — добавила я и отключилась, пока она еще что-то не сказала, что может привести к словесной перепалке. Сейчас точно не до этого.

Через полчаса мы уже были возле моего дома, но мама еще не спустилась. Нам пришлось прождать ее еще минут десять, а перед этим я снова вынуждена была позвонить ей. Наконец, она выплыла из подъезда с поистине королевским видом, словно делала одолжение всему свету. Я же старательно боролась с новым приступом раздражения в душе.

— Савелий, а вы с Алисой учитесь вместе? — поинтересовалась мама по пути в больницу.

— Нет. Я уже давно отучился, — с улыбкой отозвался он, глядя на маму в зеркало заднего вида.

— Да вот я и смотрю — староваты вы для студента, — совсем уже невежливо добавила мама, но у Савелия, слава богу, ее грубость вызвала лишь короткий смешок.

— Не так уж я и стар, — отозвался он. — Да и у студенчества нет возраста. Помнится, в моей группе учился тридцатипятилетний мужчина, и к тому времени его студенческий стаж перевалил за десять лет.

— С ума сойти! Ему, что же, больше нечем было заняться?! — изумилась мама.

— Видимо, учиться он любит больше всего, — пожал плечами Савелий.

Больше мама ни о чем его не спрашивала, чему я могла только радоваться. До больницы мы доехали молча, думая каждый о своем.

— Ты уверена, что не хочешь, чтобы я пошел с вами? — придержал меня Савелий, когда мы все вышли из машины.

— Уверена. Я позвоню тебе.

Нечего ему там делать, особенно учитывая, что и мы не знали, чего ждать. Я вообще уговаривала Савелия сразу же ехать домой, но он ни в какую не соглашался — сказал, что будет ждать новостей в машине.

Медсестра на посту обрадовала нас сообщением, что папу перевели в палату, и даже проводила нас к нему. Но вид его меня напугал, и с трудом получилось сдержать слезы. Правая половина тела у него была частично парализована, как сообщила медсестра. Да мы и сами это увидели по исказившемуся до неузнаваемости лицу и постоянно слезящемуся правому глазу папы.

— Двигательные функции будут восстанавливаться постепенно, — проговорила медсестра. — Теперь нужно только время, уход и терпение.

Папа нас узнал, только сказать ничего не смог — вместо слов у него получились какие-то мычания. Я же снова едва сдержала рыдания, когда обнимала его и целовала в ставшую вдруг морщинистой сильнее обычного здоровую щеку. Мама не последовала моему примеру, а чинно опустилась на стул возле кровати, брезгливо оглядывая палату. Кроме папы тут было еще четыре койки, на которых лежали мужчины явно здоровее него.

— Бомжатник какой-то, — скривилась и пробормотала мама.

Я же посмотрела на нее так, что продолжать ей резко перехотелось. Неужели даже сейчас она не может держать свое мнение при себе?!