Коллега пошарила во рту языком и ответила:
– Спадает… Кажется, спадает.
В классе раздался ехидный смешок. Мальчишки сами подсказали литераторше этот фокус, а потом прозвали любимую учительницу Пуговицей.
На следующий день заключенный Колесников по кличке Колесо, тот самый, что раскачивал люстры, целый день бегал по классам и спрашивал учителей, в чем счастье.
– В чем счастье? – спросил он у исторички.
Пенсионерка по кличке Тортилла любила поговорить о Великой Отечественной войне. Колесо по этому поводу нарисовал смешную карикатуру. Виселица, Тортилла с петлей на шее стоит на табуретке, рядом фашист, и у него реплика: «Еще одно слово про войну, и стул упадет».
– Не мешай, я контрольные проверяю, – ответила Тортилла, – что, не видишь? Счастье в работе.
Колесо побежал к математичке. У этой было все по полочкам, и даже троечники у нее решали задачи из сборника Сканави.
– В чем счастье? – спросил математичку Колесо.
– В деньгах, – сказала она, не сомневаясь ни секунды.
Он покатился в кабинет литературы, пристал там к Пуговице:
– Говори, говори скорее, в чем счастье?
Литераторша улыбнулась и закатила глазки.
– В любви!
С этими результатами Колесо прибежал к Инне. Ей предоставили маленький закуток в лаборантской кабинета литературы. Там был хлам, старые учебники, портреты Ленина и Брежнева с пририсованными рогами…
– Ничего не понимаю! – сказал Колесников. – Тортилла говорит – счастье в работе, математичка – в деньгах, Пуговица – в любви. Ты что думаешь? В чем счастье?
Инна ответила сразу:
– В детях. – Материнский инстинкт у нее всегда превалировал над остальными.
Колесо оглядел несчастные три метра лаборантской и снова торопливо забубнил:
– Говори, что надо! Говори, что надо!
Инна взглянула на старую раму и подумала:
– Может, окно здесь покрасить?
Он тут же пригнал к ней двух шнырей, нашел им краску, кисточки и покрикивал точно так же, как Гармонист:
– Работайте, суки! Чтоб все блестело!
Свою конурку Инна использовала, только чтобы оставить пальто и бросить там сумку, весь день она крутилась по зоне, ходила на уроки и в отряд.
– Свобода – это не подарок, – она везде толкала свою программку, – не день рождения, не красный день в календаре… Свобода – это образ мышления. Позитивное оно у нас? Или негативное?
Абстрактную лексику не все понимали, но Инна старалась, объясняла попроще:
– Что мы думаем о людях? Они хорошие или плохие? Это важно. Если мы будем считать, что все кругом сволочи, тогда мы пропали! Потому что наши глаза будут видеть одних сволочей.
В отряде, то есть в казарме, там, где стояли кровати, была стерильная чистота. Зэки драили палубу круглосуточно. И цветочки у них были на подоконниках, и рыбки в аквариуме, и канарейки, и хомяки… Хомяков разводил Колесо, они у него плодились в диком темпе, он раздавал их учителям, так что у каждой учительницы дома жил хомяк.
Колесо любил животных, он получил свои два года за поросенка: пошел работать на свиноферму и там его спер, хотел откормить и продать как большую свинью. Он хорошо рисовал, и тоже всегда только животных, причем очень подробно, в мельчайших деталях – если птичка, то он прописывал ее до последнего пера. И книжки читал только Сетона-Томпсона. Это вообще-то было неплохо для двоечника, поэтому Пуговица ему разрешала рисовать зверушек на уроках литературы.
Гармонист это творчество как-то заметил, устроил разнос, но, когда приехала комиссия с проверкой, он приказал повесить рисунки в коридоре и отчитался: «Кружок анималистов, создали силами педколлектива».
Обедала Инна тоже вместе с мальчишками в колонийской столовой и даже стырила оттуда две металлические шконки – хорошая посуда, в пионерском лагере у нас была такая же.
– Что давали? – спрашивали ее коллеги в учительской.
– А вы не знаете? Вас разве столовая не кормит?
– Да он же сдохнет, – сказала ей математичка, – если нам будет хорошо.
Она имела в виду Крошку Цахеса, начальник школу не любил. Каждый день из колонии выезжал автобус, отвозил молоко для его мамы. Учителя в это время топали домой по дороге, автобус был пустой, но проезжал мимо.
В конце дня вместе с другими коллегами Инна проходила через КПП, в это время зэки маршировали на плацу. И всегда кто-то один, как только заметит, что учителя выходят из зоны, вдруг начинает из строя орать:
– Крысы!
И весь отряд за ним выкрикивает:
– Крысы! Терпила! Ковырялки!
Инна еще не знала тюремный жаргон. Ей объяснили, что такое терпило.
– Терпило – этот тот, кто от тебя терпит. В зоне тебя считают крутым, если у тебя есть терпило.