Супер-женщина

В августе вся зона была в цветах. На сером асфальте вспыхнули клумбы, и были в этих клумбах не какие-то городские задохлики, а пышные кусты хризантем.

За цветами следил садовник – старый дед, неизвестно какого года рождения. Во время войны он попал в фашистский концлагерь, потом из немецкого плена – в советские лагеря, а после освобождения пошел завхозом в колонию, так что вся его жизнь прошла за решеткой. Он срезал букет для Инны, она увидела цветы и заплакала.

– Что ты плачешь? – спросил дед.

– Соскучилась.

– Шутница! – засмеялся он. – Ох и шутница!

В учительской Инну встретили как родную дочку и сообщили новости.

– У нас ЧП! Со стрельбой! Бугор Васильев… Помнишь, Вася? Красавец такой… в коме!

Инна развернула свои пирожки и засмеялась, только история была совсем не веселая.

В колонию прибыли два парня из Мордовии. По-русски говорили быстро и смешно, за это к ним цеплялись, звали туземцами, поэтому держались они всегда вдвоем. Бугор Васильев начал их прижимать, вымогал деньги, требовал, чтобы им присылали из дома. Парни решили его убить. Подвернулся удобный момент, когда все зэки ушли на работу, а Вася остался в отряде один. Он спал, мордовские ударили его лопатой по голове, пробили череп и снесли лицо. Парня отправили в больницу, говорили, что останется овощем, что рожу ему не восстановить, но травмы оказались не смертельными.

– Нет! Это еще не все! – спешила Пуговица. – Через неделю появился папа!

После нападения в колонию приехал отец Васильева. Начальник не только пустил его в зону, что, как вы знаете, запрещено, но еще и устроил папе экскурсию. Папа захотел увидеть, в каких условиях жил его сын.

– Мы папу видели! Такой весь мрачный! Весь в наколках!

– Начальник говорил, что это очень хороший человек.

Папа был рецидивистом, стаж отсидки – двадцать лет. Его сентиментальность не показалась начальнику странной, он разрешил ему очную ставку с мордвой и устроил это у себя в кабинете. Когда пацанов привели, папа достал пистолет. Одного убил сразу, на втором пистолет дал осечку.

– И самое смешное! – Тут Пуговица перешла на шепот. – Нашему, в папахе, орден дали! За отвагу! Вроде бы он выбил пистолет и обезвредил преступника.

– А к нам приехала еврокомиссия, – подвела итоги математичка. – И наших дебилов научили писать доносы на учителей. Теперь ему и слово не скажи! Хамят на уроке, когда у нас такое было? А чуть что – сразу морду такую поганую сделает и вопит: «Не трогайте мою маму!»

В колонии начались проверки. Начальник про вымогательства впервые слышал. Дело замяли, но до учительской дошли слухи, что не только Васильев, но и другие бугры занимались вымогательством, и не случайно в ночь после инцидента их всех отправили на взросляк.

– А мы-то, дуры, ругали Германа за то, что он отбирал у чушек посылки! А они тут такое ворочали…

– Мы-то им, как детям, то конфетку, то блокнотик…

– Вы представляете, ко мне подходит шнырь один и говорит: «Стукачок ваш Герман…»

– Его тоже перевели? – спросила Инна.

– Не знаем, – ответили ей шепотом. – Говорят, попал в дизо.

В дизо сажали за драку, за воровню и вообще за что угодно. Изолятор располагался в тех постройках, где раньше были монашеские кельи. Это были настоящие катакомбы, толщина стены – два метра. Монахи выбили ниши в этих стенах и в них спали. Зэки тоже спали в этих нишах, человек там лежал придавленный камнем сверху и снизу, почти как в гробу. В катакомбах не топили, там было холодно даже летом. Инна поежилась, когда увидела, как Герман там корячится в стене под телогрейкой.

– Почему ты здесь? – спросила она.

Он не ответил. Улыбнулся приятно и светло, как будто только что отлично выспался в чистой постели.

– Как хорошо, что вы приехали… Не ожидал.

Они болтали два часа. Герман рассказывал даме про кроликов. Детство этот мальчик провел в общем дворе городского микрорайона, там, в гаражах, пацаны разводили кроликов. Они поставили клетки, рвали траву, кролики у них расплодились, они их даже продавали на рынке… Потом кому-то из жильцов кролики стали вонять, и клетки убрали. Но мальчики все равно собирались в гаражах, и появился старший дружок, Вася Трофимов, он научил играть на гитаре, с ним пили водку, дрались немножко…

– После суда… – припомнил Герман, – самое трудное было… смешаться с толпой. Казенная одежда, все строем… Встаешь в шесть утра, работа каждый день, тупая…

В колонии Герман собирал пружинные кровати, иногда пацаны глотали эти пружины, чтобы не выходить в цех, с пружинами в животе их отправляли в медчасть.

– А теперь ничего… Я привык.

– Не привыкай! Привыкать нельзя!

– Вы идите. – Герман опять улыбнулся. – Вам пора, вы тут замерзли, у вас платье тонкое…

– Я тебе адрес оставлю. – Инна протянула ему бумажку. – Если что… напиши.

Утром Германа уже не было в колонии. Ночью его перевезли на взрослую зону. Это всегда происходило неожиданно и всегда среди ночи, человека будили и сажали в машину. Герману не разрешили зайти в отряд и забрать свои вещи. Впрочем, вещей особых и не было, если не считать писем от матери, их забрала Инна.