Супер-женщина

«С твоими друзьями не могло быть хорошего конца, – читала она. – Трофимов пел вам песни о прекрасной жизни в зоне, а вы слушали, разинув рты. Ты наказан за глупость. Тяжело тебе, я понимаю. Ты никогда не работал. Но смирись, полюби свой токарный станок, от него зависит твоя жизнь. И моя тоже».

Мама была простая. Может быть, только раз ей пришла в голову забавная фантазия, которая случается иногда у крестьянок: дать ребенку необычное имя, она назвала сына Германом в честь любимой певицы, в честь польки Анны Герман.

8. Свадебка

Через год в той же самой учительской Пуговица зачитала вслух письмо, в котором сообщалось, что Инна с Германом зарегистрировали брак. Реакция на эту новость была, конечно, бурной. Старая Тортилла сразу расшумелась:

– Я не пойму, как он ее охмурил? Письмами! Да что ж он там наплел? Она же знает, как пишутся все эти письма!

– Серьезная девка, – усмехнулась математичка, – и такие фортеля выкидывает…

– Нет, ну с ним все понятно… – Пуговица очень за Инну расстроилась. – Герман у нас как белочка делает заначку, чтоб зимой ему было что погрызть. А ей зачем все это? Я не могу понять, ей-то зачем нужно такое говно?!

Оказалось, нужно. Смотрите сами. Как жила серьезная девушка Инна? Никак. Она не жила, она пахала. Читала лекции в институте, защитила кандидатскую, готовила докторскую, запустила свою программу на ТВ, про трудных, опять же, подростков, в девяностые это было модно… Чтобы тянуть такие проекты, тоже нужна заначка, в одном кармане – отдушина, в другом – маячок. У Инны была отдушина – письма от Германа. И маячок у нее был – свидания. Хорошим девушкам, как оказалось, для счастьица совсем немного нужно. Жене полагается трехдневное свидание раз в полгода, ради этого они и расписались.

И никакого вам белого платья. Джинсы и теплый свитер, зимой в бараке было холодно. Бутылку шампанского забрали на КПП, но Герман купил другую тут же, в зоне. Тетку из загса Инна привезла сама, вытащила ее из суда и затолкала в такси. За свидетелей расписались два охранника, и молодых отпустили в комнату.

Три на три, темные стены, две кровати на сетках, воняет хлоркой, старыми матрасами, и кажется, что за дверью подслушивают. Но можно закрыть глаза, и уши можно закрыть ладонями друг другу, и тогда может даже показаться в один случайный вырванный у системы моментик, что не так уж и важно, где стоит кровать.

Герман уснул, а Инна на него смотрела. Дотронулась, по голове погладить захотела… Он сразу дернулся и открыл глаза. Сощурился как дикое животное, а потом улыбнулся:

– Думал, опять подорвали.

Напряжение его не отпускало даже во сне, Инна это поняла, и сразу мысли девичьи, наивные, пошли, как гуси к водопою:

– Бедный мальчик, бедный мальчик… Все будет хорошо, поспи… Я тебя вытащу…

Уснул. Потом, когда Герман вышел на свободу, это были ее любимые минуты: он спит, она смотрит. Когда он спал, она была спокойна.

…Со свидания Инна поехала домой, три дня на поезде, не забывайте. Вернулась, а там ее поджидает коллективное письмо от педагогов детской колонии. «Поздравляем тебя, бедная ты наша девочка! Какую ношу ты на себя взвалила! Ты же понимаешь, что психика у него сорвана, когда закончится весь ваш тюремный романтизм, начнутся страшные проблемы…»

«Нет! – отвечала Инна. – Он не сломается, я его вытащу!»

Да, дура девка оказалась темная. Зато в итоге производительность ее трудов заметно возросла. Чтобы пробить командировку из Томска в Москву, которая обходится факультету недешево, нужно очень хорошо поработать, вот она и старалась, завоевывала себе положение. А из Москвы всегда была возможность свинтить на свидание в тюрьму.

9. Потолок

Герман отсидел еще три года и вышел по УДО. После всех мытарств и стараний ребятишки прожили вместе в маленькой клетушке общежития, которое Инне предоставил университет, не очень долго и не очень счастливо – всего один год.

Поначалу это было не сложно. Инна весь день была в институте: лекции, съемка программы, конференции… Герман метался по городу, пытался найти работу. К вечеру он приходил домой, готовил ужин. Кулеш варил, с тушенкой, денег в молодой семье не хватало. Инна похлебку хвалила, говорила, что это лучшая еда в ее жизни, и каждый раз с надеждой спрашивала:

– Ну что?

А ничего. Интересной работы для Германа не было, и откуда было ей взяться, в те времена никто не мог найти работу. Со стройки он сбежал через неделю, охранником его не взяли, немного посидел на ксероксе… Все это было не то.

Он гулял по городу, заглядывал в новые коммерческие магазины, которых раньше не было, и вдруг они все появились, и Герман там глазел на всякий хлам, который он не мог себе позволить… Топтался у ресторанов, которых тоже понаоткрывали, и ему хотелось зайти и заказать небрежно какой-нибудь «Кровавой Мэри» и заодно деваху с длинными ногами на коленки посадить.

Инна оставляла ему кучу книжек, говорила, что нужно готовиться в институт, что она поможет и вообще – мир прекрасен… Только он ничего не читал, у Германа началась депрессия. Он был мрачен, много спал, готовить перестал, ел ножом тушенку из банки и бухал.