Суперагент Сталина. Тринадцать жизней разведчика-нелегала

– Прежде чем приступить к подбору квартир, я должна знать: для кого будут сниматься комнаты, – для мужчин или женщин, для семейных или для молодых людей? Это первое. Второе: жилье должно быть со всеми удобствами или не обязательно? И третье – это оплата. На какую сумму можно рассчитывать при заключении договора о квартирной сделке?

– Соглашайся на любую сумму. – Иосиф остановился, вытащил бумажник, отсчитал триста долларов США, вложил их в руку Лауры и с легкостью в голосе произнес: – Это задаток. На следующей встрече, когда ты будешь знать, сколько мы должны платить за каждую квартиру, получишь остальное. Теперь что касается твоих других вопросов: никто из моих товарищей, а их семь человек, требовать комфортных условий не будет. Главное, чтобы были кровати, постельные принадлежности, стол и пара стульев. Если будут интересоваться, для какой категории лиц ты снимаешь жилплощадь, можешь открыто сказать: для испанских эмигрантов. Все они моего возраста.

– А вот и мой дом, в котором я живу! – неожиданно воскликнула Лаура, остановившись около подъезда.

Григулевич невольно посмотрел на табличку с названием улицы: «Венустиано Каранса, 9».

– Я благодарна тебе, Мануэль, за приятно проведенный вечер, – проворковала она и, протянув на прощание руку, спросила: – Когда теперь встретимся?

– Ровно через две недели на том же месте и в то же самое время.

С лукавой улыбкой на губах она кивнула ему и, попрощавшись, скрылась за дверью.

* * *

Признание Григулевича в любви к мексиканке Лауре пришлось не по душе Эйтингону.

– Первая любовь – ненадежная любовь, она со временем проходит и забывается, – произнес он неодобрительно.

Избегая смотреть на него, Иосиф сухо возразил:

– Зря вы так говорите. Это не банальная любовная история, которая проходит и забывается. У меня это серьезно. Глупо это или нет, но я не смогу без нее жить. Без нее я – ничто. Лаура – это моя сегодняшняя и будущая жизнь. И рано или поздно я женюсь на ней. Я добьюсь этого!

Эйтингон торопливо замотал головой, на большой его залысине то ли от большой жары на улице, то ли от подействовавшего на него пылкого признания Иосифа выступили крупные капли пота. Вытерев их, он решительно прервал его:

– Любовь и разведка, как лед и пламень, понятия несовместимые и недопустимые. Особенно в нелегальной разведке. Мы не рекомендуем нелегалам жениться на иностранках. И запомни раз и навсегда: разведчик в поле не принадлежит себе! Его личная жизнь – тоже!

Бессердечно брошенные Эйтингоном слова, будто метельный, колкий снег, ударивший в лицо, больно ранили Григулевича. Он мгновенно нахмурился и, не глядя на него, выпалил:

– Не надо мне, Леонид Александрович, осложнять и без того уже сложную жизнь! Делайте со мной, что хотите, но я все равно женюсь на ней!

Эйтингон понимал, что переборщил, что нельзя было так разговаривать с влюбленным парнем. Чтобы как-то смягчить ситуацию, он заговорил примирительным тоном:

– Извини меня, Мануэль. Конечно, законы человеческой природы никто не может отменить. Ты имеешь право и на любовь, и на создание своей семьи. Но лично я не могу дать санкцию на женитьбу. Вот на вербовку Лауры я даю тебе добро, а на заключение брака – нет. Могу лишь посодействовать тебе в этом.

– Каким образом? – избегая смотреть на него, спросил Григулевич.

– Сообщу в Центр о твоем намерении жениться на мексиканской девушке и попробую доказать руководству, что твой брак будет способствовать еще большей легализации тебя не только в Мексике, но и при поездках в другие страны. Это все, что я могу сделать для тебя, – ободряюще заключил Эйтингон.

Чрезвычайно долгими показались Григулевичу дни ожидания встречи с Лаурой. Она была в его мыслях постоянно, виделась ему строгой и необыкновенно красивой и таинственной.

Сердце его учащенно забилось, когда он, наконец, увидел ее при подходе к месту встречи на площади Сокало. Она шла неторопливо, совершенно непохожая на молодых толстых мексиканок в цветастых ярких нарядах, в которых обычно преобладал оранжевый цвет. Лаура же была одета в строгий темный костюм. Экзотическая красота смуглого ее лица с агатовыми черными глазами придавали особую привлекательность. Во всем ее облике, ее миниатюрной и хрупкой фигурке была необычно заманчивая красота.

Подойдя к Григулевичу, она остановилась в дюйме от него и, глядя в глаза, робко произнесла:

– Буэнос диас, Мануэль![27]

– Буэнос диас, сеньорита Лаура!

– Я так ждала этой встречи с тобой, что пришла сюда немного пораньше. А ты ждал этой встречи?

– Не то слово. Я хотел даже пойти в твою школу, чтобы только увидеть тебя…

– Может быть, мы пойдем в парк «Аламеда»? – предложила она.

По дороге в парк Иосиф спросил ее:

– Ты не была на первомайской демонстрации?

– О, это было очень интересно! – воскликнула Лаура. – Демонстранты несли плакаты с требованием изгнать из страны Льва Троцкого. На центральной улице многие дома были обклеены листовками с призывами «Долой предателя дела рабочего класса России!», «Троцкого – вон!», «Троцкий – убирайся из Мексики!..»