Суперфрау из ГРУ

Осенью 1949 года Лен попал в аварию на своем мотоцикле, сломал руку и ногу. Администрация завода, узнав о несчастном случае, поспешила его уволить. Денег стало еще меньше, зато Петер был в полном восторге от того, что папа теперь все время дома. А ее не оставляла мысль о возвращении. Она снова запросила визу в Германию, и оказалось, что возможность поехать туда есть. Что делать — ехать без разрешения Центра? На письмо ответа не было, деньги совсем заканчивались. Она снова поехала на велосипеде в условленное место и — наконец-то! нашла в тайнике записку. Центр одобрял возвращение в Германию. Теперь можно было ехать. Урсула была счастлива, несмотря на новое расставание — на сей раз не только с Леном, но и с Мишей, который тоже оставался в Англии. С ней ехали только малыши — Нина и Петер, вписанные в паспорт матери.

Лен был еще болен. Урсула не хотела оставлять его одного, но в январе 1950 году они узнали об аресте Клауса Фукса. Медлить с отъездом нельзя было ни дня. Они решили, что Лен останется в Грейт-Роллрайт до выздоровления. Потом он намеревался перебраться в какой-нибудь промышленный город и ждать там известий от нее и от Центра. Урсула пыталась уговорить его воспользоваться гостеприимством какой-либо из ее сестер — его приняла бы любая. Но Лен не согласился. Он не знал, насколько долгая разлука им предстоит, и хотел работать и жить самостоятельно.

Перед отъездом они закопали в землю партийный билет Урсулы и передатчик, который больше уже не понадобится. Купили на армейском складе четыре водонепроницаемых мешка на «молниях», куда должно было уместиться все их имущество. Официально они ехали в Германию в гости, но возвращаться Урсула не собиралась.

Наконец-то дома!

Из Лондона вылетели в Гамбург, а оттуда — в западный Берлин. С вокзала Фридрих-штрассе Урсула позвонила Юргену, который жил на Шлахтензее, и тут же на вокзал приехала Маргарита. Брат и его жена были очень рады им, но… надо же так случиться, чтобы именно в тот момент они как раз переезжали. Юрген и Маргарита сами жили у друзей, и привезти туда еще и Урсулу с детьми не было никакой возможности. Было десять вечера, замерзшие дети сидели на мешках в насквозь продуваемом здании вокзала. Гостиницы переполнены. Куда же деться на ночь глядя? Только около полуночи швейцар в одной из гостиниц сказал им, что неподалеку пожилая супружеская пара сдает комнаты приезжим. Они отправились туда, разбудили хозяйку — и, несмотря на неурочное время, их приняли. Наконец-то хоть какая-то крыша над головой!

Неуютно было в Берлине зимой 1950 года. «Дети спали вместе в одной постели, застеленной влажными холодными простынями, я — в другой. Было начало марта. Комнату топили через два дня на третий тремя-четырьмя кусками угля. Вокруг все тогда еще выглядело довольно безрадостно, много пьяных, пивных и разбомбленных домов. Только Петер находил комнату замечательной, потому что мог плевать с четвертого этажа на улицу».[53] В первые дни Урсула почти ни с кем не общалась. Основная задача у них с детьми была — согреться. Продовольственных карточек у них, естественно, не было. Помог брат — договорился, чтобы их кормили обедами в Культурбунде и, кроме того, еженедельно давал деньги. День строился так: утром они уходили завтракать в кафе — очень скромно, экономно, но как можно дольше, чтобы оттянуть возвращение в промерзшую комнату. Затем шли гулять. Бродили по городу, смотрели на чаек… Потом отправлялись в Культурбунд, а вечером шли в кино в дом германо-советской дружбы — не из любви к кинофильмам, а для того, чтобы побыть в тепле.

Впрочем, как бы трудно ни приходилось, возвращаться она не собиралась. Они, наконец-то, приехали домой. Дети говорили только по-английски — им нужно было учиться, осваивать немецкий язык. Надо было посылать их в школу, но у нее не было даже немецких документов. Тогда Урсула решила вновь, еще раз расстаться с детьми. В Финкенкруте все еще существовал тот наполовину частный пансион, где, по возвращении в Германию, работала Олло, и Урсула отдала ребятишек туда. Начальница приняла их с радостью. Нина, уже привыкшая к школе, быстро включилась в занятия, хорошо осваивала немецкий. Мечтательному и застенчивому Петеру школьная жизнь давалась труднее. (Кстати, тогда-то Урсула и узнала, как сложились в Германии жизнь ее бывшей няньки. К сожалению о нелепой судьбе Олло у нее примешивалась радость от осознания того, какой опасности они все избежали).